Мои воспоминания о военном детстве.
Коган Маргарита Абрамовна родилась 13 марта 1939 года в г. Мещовске Смоленской области
В 1941 году наша семья эвакуировалась в Казань.
Перед самой войной родители переехали в г. Ельню. Нас было четверо:
отец – Коган Абрам Павлович,
мать – Ладынина Пелагея Ивановна,
и двое детей – я и сестра Женя.
Когда началась война, мне было 2,5 года, а Жене – 5 лет.
Война очень быстро докатилась до Ельни, за городом были жестокие бои. Немцы были остановлены, но через некоторое время они высадили десант, и бои начались во всем городе. Родители с нами побежали к вокзалу. Вокзал бомбили. Маме с нами удалось сесть в поезд, а отец ушел на фронт. Его мобилизовали, но разрешили нас проводить.
Мне было два с половиной года, но я помню вой, грохот, яркие вспышки света. Папа держал меня на руках, и мы с ним катимся под гору, он накрывает меня своим телом. Было очень страшно. Потом я много раз видела это во сне.
Мама рассказывала, что так и было на самом деле. Когда они подходили к вокзалу, началась бомбежка. Налетели немецкие самолеты и сбросили бомбы. Родители с нами бросились на землю и скатились в овраг. У меня потерялся ботинок, дальше ехала в одном. Этот ботинок до сих пор лежит в шкафу как память.
Дальше мама с двумя детьми ехала в телячьем вагоне целый месяц. У нас с собой был чайник и ватное одеяло. На остановках мама выходила за кипятком и покупала какую-то еду.
Дальше из воспоминаний моей сестры Жени.
Мама вышла на остановке, и долго не появлялась. Женя очень волнуется. Люди в вагоне говорят: «все она отстала от поезда, бедные дети, теперь их сдадут в детский дом, и мама их никогда не найдет». Женя в ужасе. Через некоторое время мама пришла. Она успела сесть в один из последних вагонов, стояла долго в очереди за кипятком. Женя этот ужас помнила всю жизнь. Кстати, у нее был тревожный характер, возможно от этого.
Поезд в больших городах не останавливался, станции не объявляли, эвакуированных везли в Сибирь. Мы высадились в Свияжске. Мама как-то узнала, что близко Казань. Здесь были родственники отца.
В Казани маму сразу взяли на работу заместителем главного бухгалтера на железнодорожный вокзал. Она была хорошим бухгалтером. А предыдущего бухгалтера, как у нас водится, посадили. Эта мамина работа спасла нам жизнь. Ей выдали железнодорожный паек на всю семью, и мы не голодали, а многие эвакуированные падали на улицах от голода.
Некоторое время, года полтора, мы жили у родственников, а потом нам дали комнату на Булаке. Это было в старинном кирпичном доме на втором этаже. Комната, поделенная пополам перегородкой не до потолка, над ней висела общая лампочка. За перегородкой жил сумасшедший старик, бывший адвокат. Временами он громко произносил речи, как будто выступает на суде, и выскакивал в коридор в одном белье. Мы с Женей его боялись.
Нашу комнату я хорошо помню. Там умещалась кровать, стол и буржуйка, а труба выходила в форточку. Наша половина была метров 6, а потолок высотой почти 5 метров, за счет него мы и дышали. К концу войны сосед умер, и вся комната (13 метров) стала наша.
Мама очень много работала, уходила рано, а приходила поздно, уже ночью. Мы ходили в детсад, а потом Женя – в железнодорожную школу. Она находилась довольно далеко, около вокзала. Назад из детсада мы возвращались с сестрой одни. Идти надо было через рынок. Это было не безопасно.
На рынке стояли лошади, тяжеловозы с повозками. Лошадей мы пытались погладить по морде. Было полно калек и нищих. По дороге Женя дралась с мальчишками, они нас специально поджидали.
На вокзальной площади в садике содержались пленные немцы. Они протягивали руки за ограждение и просили хлеба. Они были худые и жалкие. Детям они улыбались, и мы им давали хлеб.
Вечерами дома мы сидели одни. Света часто не было, и мы крутили свечки из догоревшего воска. Мама оставляла нам еду на плите на сковородке. У нас был большой рыжий кот. Когда еда заканчивалась, он спал в этой сковороде, так как на ней было тепло.
Из игрушек был плюшевый заяц. Когда в детском саду был карантин, его сожгли, и я очень горевала. Еще я всем знакомым повторяла помногу раз услышанную фразу: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами».
В доме была большая общая кухня. Там стояли керосинки, и была большая старинная русская печка. После войны мама в ней готовила и пекла замечательные пироги. Удобства были во дворе, у нас был дровяник, мама колола дрова и носила воду.
Моя сестра постоянно притаскивала в дом всякую живность. Спорить с ней было бесполезно. На кухне жила собака со щенками, в коридоре всякие птицы с поломанными крыльями, почему-то в основном грачи. Мы им копали червей во дворе, птицы были очень прожорливые, и все время сидели с открытым клювом.
В те годы зимой были большие морозы, до 40 градусов. По дороге в школу Женя подбирала лежащих на земле птичек и складывала их за пазуху. В школе она прятала их в парту. Через некоторое время птички отогревались и начинали летать по классу и коридорам с громким чириканьем. А сестру в очередной раз выгоняли из класса. Потом Женя стала очень хорошим врачом.
Выходных у мамы не было, но иногда давали один день на баню. Баня была рядом, на другой стороне Булака. Очередь в баню была на целый день. Обычно мы с Женей караулили очередь, а мама что-то делала дома. Мы часами слонялись по душным коридорам, смотрели, как делают маникюр и пили газировку.
Однажды, когда подходила наша очередь, в бане закончилась холодная вода. Тогда мама сходила домой и принесла два ведра холодной воды. Так мы помылись.
Мама наша была героическая женщина. Мы жили одни, она целый день работала, домашнюю работу делала ночами, а мы (дети) часто болели.
Временами женщин посылали на общественные работы. Однажды они разгружали баржу с бревнами. Мама стояла в каком-то люке, нагнувшись над бревном. Потом почему-то выпрямилась, и в этот момент просвистело сверху бревно и упало прямо перед ней. Если бы она не выпрямилась, ее бы не стало.
Как-то мама вывесила наше одеяло на крыльцо (на втором этаже). Ватное одеяло было самой ценной вещью в доме. В дверь закричала соседка, что одеяло украли. Мама выбежала на улицу и увидела, что убегал какой-то мужик, но догнать его не смогла. В то время по Булаку патрулировала конная милиция. Милиционер на лошади погнался за мужиком. Тот вбежал в подъезд и спрятался. Когда его нашли, стал плакать и на плохом русском языке говорил, что это его вещи. Милиционер отобрал у него мешок с нашим одеялом, мы были счастливы.
Помню такой эпизод.
Папу на несколько дней отпустили домой после госпиталя. Мне было года четыре. Я его совершенно не помнила и назвала дядей. И вот я сижу на столе на кухне и болтаю ногами. Мне говорят, что сейчас придет отец, скажи ему «Папа». Он подходит, обнимает меня, и я упрямо говорю «Дядя». На следующее утро я встаю и кричу: «Папа, где наш папа?». А мне говорят: «Все, он вчера попрощался и уехал. Ушел на фронт».
Хорошо помню День победы. Рано утром прибежала наша тетя и закричала в окно с улицы: «Поля, вставай, война закончилась. Победа, победа!!». А днем мама пришла с работы и очень сильно плакала. А Женя со своей подругой Венерой, (им было по девять лет) побежали на площадь. Пустили слух, что там будут кого-то вешать, пленных или предателей. На площади было полно народу, люди ликовали, кричали от радости. Народу было столько, что их там чуть не задавили. Вернулись поздно, мы с мамой очень волновались.
Осенью 1945 года я пошла в школу. Открылась новая школа № 11 очень близко от дома, за углом. И Женя туда перешла. Это была замечательная школа с хорошими учителями.
Когда я была в 10 классе, в нашем доме освободилась еще комната, и у нас стала отдельная квартира на втором этаже нашего дома.
Весной 1946 года вернулся с фронта отец. Была очень торжественная встреча на вокзале с оркестром, несмотря на проливной дождь. Отец прошел всю войну до Берлина. 9 мая расписался на рейхстаге. Написал: « Здесь был еврей из Смоленска Абрам Коган». Есть фотография, там он с правого края.
Отец прожил до 92 лет.
Когда его просили рассказать про войну, он рассказывал всякую ерунду, какие-то нелепые или забавные случаи. Когда я ему сказала: «Расскажи же, как было на самом деле», он ответил: «Это очень страшно, ни вспоминать, ни рассказывать не хочу».
Детство у нас было сложное, но тогда все так жили, и многие даже хуже. У нас во дворе люди жили в сараях, подвалах, многие голодали, у многих не вернулись отцы с фронта.
Немного из школьной жизни.
В наше время с одеждой были большие проблемы, правда, на это не обращали особого внимания. Школьную форму носили до дыр, потом перелицовывали (заплатки под фартук) и снова носили.
Моей сестре в 7 классе сшили зимнюю шапку. Это была большая радость. И Женя шапку очень берегла. В школе случилось собрание. Дети разделись в актовом зале и свалили свои пальто на столы. Женя побоялась, что шапку затопчут и, недолго думая, одела ее на рядом стоящий гипсовый бюст. Оказалось, что это бюст товарища Сталина.
Разразился жуткий скандал. Родителей вызвали в школу. Дома было очень тревожно, родители боялись, что их посадят. Потом вопрос как-то замяли.
Родители всегда боялись, что их посадят. Многие знакомые сидели ни за что. Дома ничего лишнего не говорили и старались громко не разговаривать, так как через тонкую перегородку жили соседи. Нам тоже ничего лишнего не рассказывали, и поэтому у меня было чисто советское воспитание из школы.
В 10 классе мы с двумя подругами стояли около моего дома с велосипедами и горячо спорили, наступит ли через 20 лет коммунизм, как объявил Н. Хрущев.
Я говорила, что обязательно наступит, а они сильно сомневались. Решили, что, кто проиграет, будет через 20 лет кататься на велосипеде.
Кстати, Булак в то время был спокойной пешеходной улицей, которую заасфальтировали и сделали набережную, и мы катались по ней на велосипедах.
Велосипед мне купили в 9 классе, после долгих просьб и обещаний, что закончу год на «отлично». Обещание сдержала, а до этого отметки были разные от 3 до 5.
Есть хорошие воспоминания. Во-первых, каждый Новый год у нас была большущая пушистая елка, почти до потолка. Мама покупала ее на базаре, и мы вместе притаскивали ее домой. Некоторые игрушки сохранились до сих пор.
Еще был ТЮЗ (Театр юного зрителя). Он находился на соседней улице. Там ставили детские спектакли и сказки. Лет с десяти мы ходили туда с подружками без родителей на все спектакли по несколько раз. Часто нас пропускали без билетов. ТЮЗ очень украшал нашу жизнь.
А самое главное, мы с сестрой каждое лето (с 1946 по 1956 год) по три месяца отдыхали в замечательном месте на берегу Волги. Это поселок «Кызыл-Байрак». После войны мама работала зимой в школе, а летом – в лагере бухгалтером. В «Кызыл-Байраке» великолепная природа. Высокий берег Волги, покрытый сосновым лесом, за деревней большой яблоневый сад, дальние поля гречихи и пшеницы, и замечательный сухой воздух, наполненный всеми этими ароматами.
Мама была очень занята на работе, а мы целый день болтались на Волге. Тогда Волга была не такой широкой (около километра) с быстрым течением и чистой водой. В ней водилось много рыбы, по воскресеньям приезжал отец, мы шли к бакенщикам и покупали только что выловленную стерлядь.
Купались, катались на весельных лодках, ездили на лодках с бакенщиками зажигать бакены. В них были керосиновые лампы. Ходили за грибами, ягодами. Мы не знали летней Казани, пыльной и душной.
В «Кызыл-Байраке» были дачники, в основном преподаватели казанских вузов. Мы дружили с их детьми. Вечерами взрослые собирались на бревнах перед домом математика Нордена и рассказывали всякие байки. Это называлось «профессорскими посиделками», и мы слушали очень интересные и остроумные истории. В 10 часов вечера взрослые переходили за бревна, нас - подростков выгоняли и дальше начинались анекдоты.
«Кызыл-Байрак» в то время – это удивительное по красоте место. Будучи взрослой, я много раз отдыхала и на море в Крыму, и за границей. Там, конечно, хорошо, но я до сих пор считаю, что «Кызыл-Байрак» - это лучшее место на земле.
Таким было наше с сестрой военное и послевоенное детство. Я думаю, что мы выжили и выросли потому, что у нас была героическая мама, и еще, наверное, нас кто-то хорошо оберегал сверху.
Моя сестра Женя (Ладынина Евгения Абрамовна) окончила Казанский мединститут с отличием, защитила диссертацию и (уже в Москве), стала очень хорошим врачом фитотерапевтом и гомеопатом. Она помогла многим людям, написала книги и считается одним из основоположников траволечения в России. Недавно ее не стало.
Я окончила Казанский университет по специальности «физика», работала в разных НИИ, а с 1962 года по 1977 года - на заводе ЭВМ в СКБ. Под руководством Гусева В.Ф. разрабатывали новую ЭВМ ЕС-1033. Сейчас я живу в Москве и по-прежнему скучаю по Волге.
Немного о нашем доме.
Это был большой купеческий дом, двух этажный, расположенный буквой П, постройка начала 19 века. Хозяева в революцию убежали в Турцию. Дом находился на правой стороне Булака (угол Булака и Астрономической) напротив мужской гимназии (в мое время школа №2). Внутри дома был двойной двор, и посредине сад со стороны Булака огороженный деревянным забором. Там были большие старые деревья. Сейчас большую часть дома снесли, осталась только ее левая сторона, как раз где мы жили на втором этаже. Его реставрируют, убрали все внутренности, осталась одна коробка, и навесили табличку: « Охраняется государством, памятник 19 века».