СОРОКИНА ВАЛЕНТИНА НИКОЛАЕВНА
Пушки били вдалеке, и пылало пол России.
На восток в товарняке от войны нас увозили.
Валентин Шамшурин
ТРУДНЫЕ ДОРОГИ ВОЕННОГО ДЕТСТВА
Я родилась в Ленинградской области в феврале 1933 года. Очень хорошо помню день 22 июня 1941 года – солнечный, светлый… Между трех белых берез качели и гамак. Я качаюсь на качелях, идет папа (он работал в этот день) и говорит: «Началась война». У него было такое выражение лица, что я поняла: случилось что-то страшное. Чувство вины, что я развлекаюсь в такой день, я ощущаю до сих пор.
А дальше была эвакуация. Папа уходил в партизанский отряд, и ему, как мы узнали уже после войны, необходимо было семью отправить в тыл. Нас четверо: мама, брат 1931 года рождения, я и бабушка – мама отца. Едем в Мгу, там формируется эшелон, которым мы должны ехать. Папа участвует в оборудовании товарного эшелона – строит нары. Наверное, благодаря этому у нас с братом было хорошее место – около окна, а мама внизу, рядом с дверью. И вот началось наше долгое путешествие.
Надо отдать должное организации нашей эвакуации. Все время пути нас кормили. Был старший по вагону – один дедушка. Он информировал нас, где будет остановка, где будут кормить. Когда мы доехали до Тихвина, вдруг объявили воздушную тревогу. Ночь, вдоль состава идут красноармейцы и очень спокойно объявляют, что всем нужно выйти из вагона без багажа. Мы идем по дороге, говорят, что в лес, идем в толпе, никто не разговаривает, темно, тихо, опущенные головы женщин. На всю жизнь сохранилась боль в левой руке – это мама так крепко держала меня. Мы дошли до какой-то канавы и сели в нее. На наше счастье нас не бомбили, только слышно было, как пролетели самолеты. У немецких самолетов был какой-то устрашающий вой, мы отличали их от наших. Не знаю, сколько прошло времени, объявили отбой тревоги, и мы вернулись в свой вагон.
Мы отправились дальше, а на следующий день за нами гонялся немецкий самолет. Он, видимо, отбомбился, летел нам навстречу и стал обстреливать нас из пулемета. Слышно было, как по крыше стучали пули: «тук-тук-тук». Мы уже знали, что в это время нужно лежать на животе, чтобы, если ранят, то в спину, а не в живот.
Это наше путешествие было очень долгим – целый месяц. Доехали до Свердловска, сошли те, у кого были там родственники или знакомые. У нас никого не было, и мы поехали дальше. Когда доехали до Ирбита, нам сказали, что всё – дальше пути нет – тупик. Мы выгрузились со своими узлами. На ночь нас на подводах увезли в эвакопункт, мы ночевали под крышей. Утром мама куда-то сходила – зарегистрировалась, опять подошли подводы, мы погрузились и поехали в деревню Мельниково. Обозом руководил кто-то из колхоза. В его обязанность входило распределение всех по квартирам, точнее – по домам. Наши две семьи: в одной 6 человек и нас – четверо разместили в горнице у очень строгой хозяйки. Четверо детей и две бабушки спали поперек кровати, остальные на полу. Так мы перезимовали.
Мама работала в городе, и ей там дали кухню в доме с коридорной системой. Это был кирпичный завод. Помню, было очень голодно, а в душ ходили с кусочком глины вместо мыла. Хорошо помню, как нужно было грузить кирпич на платформу: взрослые на одну, а дети на другую. Мама говорила, чтоб я больше двух кирпичей не брала. Когда мы закончили погрузку, нас накормили в столовой. А еще дали килограмма два огурцов – их мы отнесли бабушке. Мама обычно дневную пайку хлеба делила на три части: на завтрак, обед и ужин. Как-то я не выдержала, от вечернего хлеба отломила горбушку и съела. Мама вечером спрашивает: «Кто?». Говорю: «Я. Я ужинать не буду». Мама ничего не сказала, она разрезала хлеб на четыре части и, когда резала, из ее глаз катились слезы… Этого я никогда не забуду – хлеб с мамиными слезами. И больше я никогда так не делала.
А потом мамина сестра прислала нам вызов в Казань. Она говорила, что вместе жить легче. В ноябре 1942 года мы приехали в Казань. Здесь я пошла в школу, и жизнь казалась очень хорошей. Мы жили в военстроевском бараке в комнате тети Лиды 8 человек. В этом бараке многие так жили, но я ни разу не слышала, чтобы соседи ругались по какому-либо поводу. Люди сочувствовали друг другу, понимали, что всем трудно.
Хочется рассказать один случай, который остался у меня в памяти. Я иду через парк и слышу, что громко плачет мальчик. Когда я подошла, то увидела, что на земле лежит разбитое яйцо, а он ходит вокруг и громко плачет. В это время с обеда идут женщины, они остановились и стали успокаивать мальчика. Он рассказал, что у него болеет маленький брат, мама послала его купить яйцо, а оно разбилось. Вот какая беда. Женщины стали собирать мальчику деньги на яйцо. Видимо, оно было очень дорогое, потому что женщин было 4 или пять, а денег не хватало. Тогда одна из женщин говорит мальчику: «Поплачь еще, сейчас подойдут другие, они тоже помогут». Я ушла, у меня ничего не было, и я до сих пор думаю, как этот мальчик вышел из положения. И восхищаюсь женщинами, у которых тоже ничего не было, но они стремились помочь.
И был большой праздник – 9 мая 1945 года, и дальше была другая жизнь.
В 1949 году я поступила на работу на Казанский оптико-механический завод. Без отрыва от производства закончила школу рабочей молодежи №5, а затем вечернее отделение Казанского авиационного института. Работала контролером, техни-ком-конструктором, инженером-конструктором. С 1970 по 1980 г.г. была заместителем секретаря парткома завода, затем начальником сектора ЦКБ «Фотон». Награждена орденом «Знак Почета».