Воспоминания Л.П. Сабитовой
Несовместимые, казалось бы, понятия – «дети» и «война». Сколько же горя, голода, невосполнимых потерь и лишений испытали ни в чем не повинные дети. Но еще тяжелее пришлось семьям «врагов народа». Сражающимися на фронтах гордились, а семей арестованных отцов сторонились как чумных.
Я родилась в 1937 году в мае месяце, а в сентябре (мне было только 4 месяца) арестовали моего отца. Он, Бывалькевич Петр Григорьевич, уроженец города Новгород-Северский в Западной Украине. Его отец, мой дед, был потомственным дворянином, почетным гражданином города, преподавателем гимназии.
По окончанию гимназии, отец для получения высшего образования в Санкт-Петербурге поступил в политех, но окончить не успел, так как был призван в 1915 году в армию и в чине подпоручика участвовал в I мировой войне. В 1918 году был демобилизован. Служил в Красной Армии, ведал лесным делом в Ярославской области.
Вся вина его (из протокола допросов свидетелей) заключалась в том, что хвалил как специалистов Тухачевского, Гамарника, жалел колхозников за низкие расценки труда. И это всё!!! 6 ноября 1937 года его и еще 38 человек (как я подсчитала в «Книге памяти», том I Ярославской области) расстреляли решением тройки Управления НКВД Ярославской области от 27 октября 1937 года как «офицера царской армии, шпиона-провокатора за контрреволюционную троцкистскую пропаганду». Все это я узнала из дела, с которым разрешили ознакомиться через 65 лет. А до этого нам врали: «10 лет без права переписки», «умер в 1943 году от дистрофии» и только через 65 лет – «расстрелян». В 1957 году отца реабилитировали за «отсутствием состава преступления и юридической квалификации».
После ареста отца остались мы: две девочки 14 и 11 лет, я 4-х месячная и мама, одни-одинешеньки без всякой помощи. Мама могла преподавать в начальных классах. Это право у нее было после окончания 8 классов гимназии, но ей не позволили, а вот расчищать снег на дорогах и разгружать вагоны заставили. (Посмотрите на фотографии военных лет. Женщины на разгрузке вагонов: мама в вязаной фесочке).
Войну я помню неплохо. Жили мы тогда под Ярославлем в городе Данилов.
В 1942 году старшую сестру Галину, ей было 18 лет, призвали в армию, выучили на связистку БОДО и отправили на Сталинградский фронт. Прошла она всю войну до последнего дня. (Посмотрите на ее фотографию. Такие девчата несли страшную ношу войны) Там она познакомилась с будущим мужем и после победы в 1945 году уехала к нему в Казань.
Средняя сестра Ирина была призвана на трудовой фронт. Страшно сегодня представить – работать кочегаром на паровозе. А ведь тогда паровозы ходили на дровах. Сколько же надо было перебросать кубометров дров за одну поездку! Помню ее всегда страшно усталую, всю в мазуте и ожогах, а отдохнуть и выспаться не давали, так как не хватало на железной дороге рабочих рук. Вызывали в очередную поездку всегда раньше положенного срока. Так и работала всю войну кочегаром, потом помощником машиниста и даже машинистом паровоза.
В войну я ходила в детский сад и кормили нас вроде неплохо, хотя чувство голода я испытывала все детство. Помню, как мы «работали» в маленьком огородике при детском саде, разбитом на площадки для игр. Частенько выдергивали первую морковку и бежали к воспитательнице: «Кто-то выдернул морковку, можно ее съесть?».
Летом ходили за город в лес, собирали грибы (вроде только сыроежки), из них нам варили суп. А вот ягоды донести не могли – съедали до одной.
Хорошо помню праздники в детском саду. Воспитатели шили нам костюмы из марли, красили как-то и получались «снежинки», «стрекозы», «красноармейцы». Ставили с нами сценки «стрекоза и муравей», «партизаны в лесу», новогодние праздники, где мы декламировали, пели, танцевали.
Так, например, командир партизанского отряда пел: «Бабуся, бабуся, зачем тебя ночью в отряд занесло к нам сюда?». А бабуся (это была я в деревенской юбке, кофте и платке) пела: «По делу, сыночек, по делу, родимый, я шла не жалея себя». «Бабуся» сообщала, что в деревне фашисты, и «партизаны» строем с картонными винтовками шли бить врагов.
Буквально врезалось в память, как воспитательница пела:
«Я на подвиг тебя провожала,
Над страною гремела гроза,
Я тебя провожала, но слезы сдержала
И были сухими глаза.
Ты в жаркое дело
Спокойно и смело
Иди, не боясь ничего.
Если ранили друга,
Сумеет подруга врагам отмстить за него».
Родители плакали, особенно моя мама. Ее даже просили мне не показываться, так как я была самая активная «актриса», и пела, и танцевала, и декламировала, а ее слезы меня очень расстраивали. Маму уговорили оставить меня на мой 8-ой год в детском саду, так как «актрису» не кем было заменить, да и все же детей как-то кормили, а мама в войну страшно похудела и даже падала в голодные обмороки (у нее однажды украли продовольственные карточки за декаду, мы еле выжили).
Мой последний детсадный год был 1945-й. Я его встречала на празднике в красном костюме «Нового года» с надписью на груди 1945-й – из-под елки меня на санях вывозили «зайцы», а что уж я там декламировала, я не помню.
Запомнилось на всю жизнь, как вернулась с фронта старшая сестра с рюкзаком огромных душистых красивых и сладких яблок. Я таких и не видела никогда, и не ела. Как натопили большую русскую печь, выстлали соломой, и сестра вымылась в ней сама и меня там вымыла. Даже не верится.
Всю ночь они с мамой разговаривали, сидя за столом с коптилкой. Это тоненькая трубочка, где вставлен был фитилек, и на двух проволочках она держалась на баночке с керосином и страшно коптила. Я тут же сидела, клевала носом и ничего не запомнила из их разговоров.
В школу я пошла осенью 1945 года, сестра уехала в Казань и вышла замуж, а мы с мамой еле сводили концы с концами. В школе в 1-ом классе нам на каждом последнем уроке давали полстакана киселя и маленький кусочек черного хлеба. Так что последний урок проходил впустую – мы глаз не сводили с подноса, который ставили на подоконник. Есть хотелось постоянно, это я тоже хорошо помню.
Училась я хорошо, без троек, но школу пришлось менять несколько раз. Судьба нас погнала из-под Ярославля в Тайшет, под Иркутском, где мы испытали настоящий голод. В магазинах кроме соленой высушенной кеты ничего не было. Ее мочили, варили, но ничего с солью поделать не могли и я заработала болезнь почек. Я там в 3-й класс пошла. Мама тогда работала в каком-то управлении на железной дороге. Она была очень грамотной машинисткой, сказались ее 8 классов гимназии, и ее взяли в центральное управление строительства железной дороги Кяхта – Улан-Батор в МНР, и мы уехали туда на 3 года, там мы хоть не голодали.
Обратно мы ехали по железной дороге в вагонах «теплушках» (так называли товарные вагоны с полатями и буржуйками) через весь Советский Союз на Кольский полуостров в г. Кировск, где я чуть не осталась на второй год в 7-ом классе, так как пропустила почти целую четверть учебы. Вот и взяла меня к себе в Ярославль вдова маминого брата, чтобы я хоть школу кончила прилично. В 8-10 классах я училась хорошо и, окончив школу, поехала в Казань к сестре. Поступила в Казанский университет на истфилфак. На 1-ом курсе познакомилась со своим будущим мужем Сабитовым Абреком Абдрахмановичем, геологом, а на 3-ем курсе вышла за него замуж. Он после аспирантуры защитил кандидатскую диссертацию, стал работать в Геологическим институте Казанского филиала Академии наук СССР, сейчас это Центральный НИИ геологии нерудных полезных ископаемых. Он ведущий научный сотрудник со стажем около 60 лет и востребован до сих пор.
Сын Тимур родился в 1973 году. Сейчас живет отдельно, работает в автосервисе.