КУРИЦЫН АВЕНИР СЕМЕНОВИЧ
Не думал я, что когда-нибудь скажу: «Я не хочу есть»…
Когда началась война, мне было тринадцать. Отца уже не было. Он участвовал в Первой мировой войне и в конце 30-х годов тяжело заболел, и в 1940 году умер. Мама осталась одна с четырьмя детьми…
Я хорошо помню свои детские годы и хочу начать с того, как мы жили в довоенной Казани. А жили мы в Суконной слободе на улице1-ой Оренбургской. Дальше шла 2-я, 3-я Оренбургская, затем Газовая (теперь Роторная) и за железной дорогой начинались колхозные поля. Эти поля зимой были нашим любимым местом, где мы катались на лыжах. Поля были, перерезаны оврагами, их было много, и мы ныряли в них. Был у меня друг и когда он подрос, то там же ходил на охоту. Обычно приносил по 3 зайца. Впереди была улица Эсперанто и кольцо для трамваев, где они разворачивались и каждый уходил в свой район. В середине кольца был маленький сквер. Справа через два дома была улица Агрономическая, на которой находилась мельница, и заготскотконтора.
Многие в то время в городе держали скот, особенно на окраине, которые были застроены одно и двухэтажными деревянными домами. Так вот, заготскот обеспечивал пастухами и кормами. На углу стоял дом, хозяин которого содержал зверинец. Когда звери были во дворе я иногда бегал туда чтобы посмотреть на них. Далее стояли три одноэтажных дома и подъем, дорога на Ометьего и Калугу. В третьем доме была пекарня. Там были большая печь и большой стол, на котором лежали караваи хлеба, покрытые тканью. Я бегал туда за хлебом. Родители обычно давали мелочь на половину каравая. Зажав мелочь в кулак, я прибегал в пекарню, и пекарь обязательно отрезал мне кусочек от каравая и давал в руки. Он знал, что иначе ребенок будет отламывать. Вскоре пекарня закрылась, исчез зверинец. Кончился НЭП…
Слева, через два дома – улица Островского, на углу которой была церковь. До сих пор ясно помню, как я заходил туда маленьким. Не доставая взрослым до пояса, я пробирался между их ног до стоек, на которых горели свечи, брал несгоревшие остатки и с удовольствием жевал их. Иногда родители брали меня в церковь, и запомнилось, как во время богослужения по рядам ходили три мужчины с большими подносами, на которые прихожане клали серебряные монеты. Их там лежали целые горы. Потом церковь снесли. На ее месте построили деревянное здание противотуберкулезной поликлиники. Далее улица Павлюхина и двухэтажное здание моей школы № 26. Дальше до самого озера Кабан, можно сказать, было болото. И мы туда ходили изучать всякую живность и растения по зоологии и ботанике.
Жили мы в двухэтажном доме на четыре квартиры, каждая из которых состояла из двух комнат и кухни. Мы занимали квартиру на первом этаже. На кухне стояла русская печь, которую топили дровами. Дрова мы пилили сами. Над нами жили хозяева дома, во второй половине брат хозяина. Летом в выходной он брал бутылку водки, шел в огород, и через некоторое время всю округу оглашал его красивый тенор. Четвертую квартиру занимала семья Неустроевых. Они сделали себе беседку, которую летом обвивал красивый вьюн. Каждое воскресенье у них там целый день кипел самовар, и иногда приходили гости.
Улица наша была немощеная и летом вся зарастала травой. Транспорт был только лошадиный, да и то редко проезжала какая-нибудь телега. Раз в месяц приезжала бочка с керосином. До 1935-37 гг. электричества не было. Уроки готовили при керосиновой лампе, пищу летом на примусе, а зимой в печи. Иногда приезжал старьёвщик, собирал бумагу, тряпье, кости. Взамен раздавал мелкие безделушки – свистульки, резиновые шарики. Угольщик привозил на телеге древесный уголь. Приходил стекольщик и кричал: «Стекло. Вставляем стекла». А точильщик приходил с ножным точилом и тоже кричал: «Точим ножи, ножницы, бритвы правим». На углу стояла колонка, где мы набирали воду. Зимой, бывало, она замерзала, и мы оставались без воды. Летом тоже иногда не было воды или текла еле-еле, и скапливалась большая очередь у колонки. Приходилось бегать искать работающие колонки на других улицах. Летом крупное белье родители ходили стирать на озеро Кабан.
Перед войной стали появляться радио – тарелки. Работали они скверно. Летом моя одежда состояла из одних трусов. Во дворе и на улице была земля, местами заросшая травой. Бегая, иногда разбивал в кровь пальцы ног. На них пыль, грязь, но никаких повязок не было и все заживало само собой. Летом нас с братом часто разбирали кого куда. Брата брал к себе дядя – брат отца, а меня дедушка – отец матери. Он всю жизнь проработал слесарем, механиком в психбольнице, там при ней и жил. Очень любил природу. Летом до работы ходил рыбачить на Казанку или за грибами, за которыми далеко ходить не надо было. Лес начинался сразу от Арского кладбища и продолжался вдоль реки до поселка Дербышки. Казанка летом была мелкая. И мы ходили с дедом ловить золотистых карасей маленьким бреднем.
Когда отпуск у деда был летом он уезжал к сестре в Рыбную слободу и брал меня с собой. Вот там была настоящая рыбалка. Иногда попадался сом, и дедушка говорил сестре: «Сестра пеки пирог с сомятиной». А сомы ловились большущие.
Каждое воскресенье в Казань уходил пароход. Обычно, я всегда бегал в этот день на пристань и смотрел на рыбин, которых готовили к отправке в город. Осетры и сомы величиной более метра лежали штук по пять – семь в рогожках, из которых торчали только их головы и хвосты. Один раз видел, как привезли на полуторке четырех осетров, длиной почти с кузов автомашины. В ширину они занимали весь кузов. Рыбная слобода оправдывала свое название. Рыба в нерест поднималась до Горького. Иногда с дядей ездили на рыбалку, на другую сторону, в заливные луга. До середины Камы дойдем, он черпаком зачерпнет воды прямо из реки и напьется. Такая чистая была вода в реке. В войну он был мобилизован в трудовую армию. Служил в Суслон Гере в Мари-Эл. Там заболел и умер. Сын его служил в морской пехоте. В 1943 году погиб смертью храбрых в Крыму.
В школу я пошел с удовольствием. Тяга к знаниям была большой. Старший брат пошел в школу на два года раньше меня и когда он садился за уроки, я присаживался рядом и повторял все за ним. Поэтому когда я пошел в школу, учиться мне было легко. В начальных классах у нас был урок пения. Обычно в конце урока учительница говорила: «А теперь давайте споем любимую песню товарища Сталина». И мы затягивали: «Я могилу милой искал…» (песня Сулико). А ещё нас учили воспитывать родителей… Нам говорили, что у наших родителей ещё сильны пережитки капитализма. Надо заставить их не ходить в церковь и убрать из дома иконы. А если они говорят что-то плохое о советской власти, то обязательно рассказать учителю, как поступил Павлик Морозов.
Да, пережитки были. У нас враждовали Подлужная с Суконскими. Зимой на Кабане были драки. По нашей улице иногда шли две группы парней и перекидывались камнями. Один раз камень влетел в окно и упал прямо мне на кровать. Отец вынужден был сделать на окна деревянные щиты.
Война застала меня в больнице. В 6 классе я заболел малярией. Температура поднялась до 41 градуса и меня на скорой отвезли в больницу. Нас старших, из детского отделения, пускали в зал послушать последние известия. И дикторы, и взрослые не могли понять, почему наша армия отступает и каждый день сдает фашистам один город за другим. Было даже такое предположение дикторов, что может быть как Кутузов в 1812 году, наши хотят заманить немцев до Москвы и там разгромить их.
Мама с моими сестрами 9-ти и 3-х лет гостила у своего брата в Батуми. Он, капитан Красной Армии служил на Турецкой границе. Батуми от границы – 13 км. В середине июня брат говорит моей маме: «Вам надо уезжать домой. Вот-вот начнется война с Германией. Турки на границе шевелятся». С курортов Черного моря люди массово начали уезжать. Дядя не смог достать им билеты на поезд дальнего следования и отправил их пригородным до Туапсе. Там, через комнату матери и ребенка, мама смогла взять билеты только до Сталинграда, где средний мамин брат тоже служил в Красной Армии. И вот в Сталинграде их застала война. Пароходом они все-таки добрались до Казани.
Вскоре, после начала войны, мой старший брат вынужден был пойти работать, чтобы помогать семье. Всю войну он проработал наладчиком револьверных станков на 708 заводе (Казанский электротехнический завод). Я окончил в 1942 году 7 классов. Учиться в школе дальше не было возможности. Надо было думать, как быстрее получить специальность и одновременно учиться дальше. Цель была – обязательно получить высшее образование. Я поступил в авиационный техникум, после окончания которого, был направлен на наш завод № 230.
Но цели своей я все равно достиг. В 1956 году получил высшее образование. О заводе, о людях завода у меня остались самые хорошие воспоминания. Всегда на работу ходил с удовольствием.
Война для меня – это холод, голод и смерть. Особенно был голодным 1943 год. Не думал я тогда, что я когда-нибудь скажу: «Я не хочу есть»…
А.С.Курицын
Курицын Авенир Семенович начал работать на заводе "Электроприбор" в 1946 году после окончания Казанского авиационного техникума, термистом, затем технологом механического цеха. Избирался освобожденным секретарем комитета комсомола завода. Без отрыва от производства окончил Казанский юридический институт. Работал начальником механических цехов № 3 и 15, заместителем начальника производства, начальником отдела технической информации и рационализации. Ветеран завода, стаж работы на заводе 42 года, награжден медалью «За доблестный труд. В ознаменовании 100-летия со дня рождения В.И.Ленина».