ПОХВАЛИНСКАЯ ЛЮДМИЛА ЕВГЕНЬЕВНА
Раздумье о войне
Я родилась тогда, в сорок первом.
Шёл тринадцатый день войны,
И я чувствую каждым нервом
Ужас мамы и боль всей страны
Знаю я по её рассказам,
Как ушёл на войну отец.
Ранен был он четыре раза –
Под Москвой и у гор Кавказа.
После госпиталей приказом
Снова в строй направлялся боец.
В сорок пятом – уже за границей.
Уникальнейший слух – он связист.
Точка, точка, тире мчатся птицей,
Мой отец в Кёнигсберге – морзист.
Ну, а мама в тылу сражалась.
Хоть директором школы была,
И в колхозе ей удавалось
Тоже многие править дела.
Всё для фронта – работа, забота,
Хоть военный, наладить уют.
Орден выдали – Знак Почёта
И медаль «За доблестный труд».
Как же было женщинам страшно
За ушедших на битву мужей,
Погибающих в рукопашной –
За своих и чужих малышей.
Всю крапиву в деревне срезали-
Витамины детишкам нужны!
Огороды «всем миром» сажали
И мечтали: «Не будет войны!»
Ч Е П Ч У Г И
Мы жили тогда в селе Чепчуги недалеко от города Казани. Это - в Татарстане. Село было большое с церковью и двухэтажной деревянной больницей. Правда, церковь была закрыта, как тогда происходило во многих местах России (там устроили колхозный склад). Родители работали учителями в школе. Оба были биологи по образованию, но в те времена учителей не хватало, поэтому им приходилось преподавать, кроме биологии, и другие предметы. Во время войны, когда многие ушли на фронт, маме пришлось преподавать даже татарский язык, и она одновременно сама осваивала его и вела уроки в начальных классах. В последний год войны мама выполняла ещё и должность директора школы.
Мама - Похвалинская Римма Николаевна - была честной самоотверженной и беззаветно преданной школе учительницей.
Её любили все ученики и мы, пятеро ею рождённых детей.
Она была необыкновенно трудолюбивым человеком. Родилась в семье сельского священника в большой дружной семье. У них был участок земли, который они обрабатывали только собственными силами. А когда мама, будучи девочкой, училась в школе, то с помощью старшей сестры, уже работавшей учительницей, готовилась в летнее время и сдавала экзамены осенью экстерном за некоторые классы вперёд, чтобы поскорее окончить учёбу и, начав работу, облегчить сестре плату за право обучения.
Мама рано умерла, после войны. Ей было всего 47 лет.
Что рассказывал о войне мой отец –
Похвалинский ЕвгенийАлександрович
Ну, во-первых, он не любил говорить о войне. А когда я всё-таки просила его рассказать что-нибудь, он отмахивался и говорил, что нечего рассказывать. «В двух словах, - говорил он, - это сумасшедший дом».
А, во вторых, в третьих т.д., я могу сказать, что иногда вызывала его на разговор. Он говорил, что выжил, то есть остался в живых, только за счёт своей смекалки, умению жить в невыносимых условиях и продуманности предстоящих шагов. «Ведь кто погибал в первую очередь? - говорил папа, - молодые, несмышлёные. Погибали бессмысленно, бездумно: их, как косой, косили. Огромное количество погибало ни за что. А ведь надо думать мозгами… Меня вот посади на кончик иголки, я выживу».
Да, конечно, отец был старше многих на войне, ему было уже почти сорок лет. В сорок четвёртом году ему исполнялось 40 лет. Это 26 февраля. Не знаю, где он в это время воевал. По-моему, где-то на Украине и уже где-нибудь ближе к границе (сохранились документы, которые я прочитала уже после его смерти, при жизни он мне их не показывал, или я мало интересовалась, о чём теперь жалею).
Отец воевал, как говорится «от звонка, до звонка», все четыре года. Он – участник битвы за Москву, обороны Ленинграда, сражения под Сталинградом и битвы за Кавказ, воин, освобождавший Украину от немецких захватчиков, с боем бравший три дня крепость Кёнигсберг, немного не дошёл до Берлина.
Из воспоминаний моей сестры Нины Евгеньевны Беляковой, в настоящее время – учительницы московской школы: «…самое тяжёлое ранение он получил во время бомбёжки или страшного обстрела в Сталинграде. Ударная волна была такой силы, что после взрыва отец ничего не помнил и не говорил. При нём были все документы, но сначала в нём увидели «немца», переодетого в советскую форму, и думали, что он симулирует потерю памяти и способности слышать и говорить. Его никто не бил, не пытал… Вот только маму вызвали через военкомат в Ульяновский госпиталь для опознания. Собирали её всем учительским коллективом: кто-то дал фильдеперсовые (шелковистые) чулки, кто-то кофточку, кто-то платок поновее. В Ульяновске ей выделили номер в гостинице, и она ежедневно навещала отца. Она тогда привезла с собой семейный альбом, документы, наши письма и рисунки. Шура написал, как всегда, большое письмо обо всех событиях села Чепчуги. И обвёл карандашом наши с Люсей ладошки. Мама две недели рассказывала отцу об их довоенной жизни, о студенческих годах, о школьных проблемах, рассказывала о папиных сёстрах и братьях, читала их письма, рассказывала о нас, его детях. И постепенно к отцу вернулась память, он начал говорить, и даже играть на гитаре. Сохранилась фотография о незабываемом семейном событии. Я смотрю на своих ещё молодых родителей и не вижу в их глазах радости от встречи, а только - перенесённые страдания и боль предстоящей разлуки. Так, не повидав нас, своих детей, отец вернулся на фронт». Впереди были 1-ый Прибалтийский фронт, потом - Восточная Пруссия....
Нина недавно сочинила стихотворение ко Дню Победы, и в нём хорошо сказано об отце:
Так было четырежды: ранен, лечился.
И снова, и снова – в строй!
Ничем особенным не отличился,
Но всё же отец мой герой!
Он был награждён двумя медалями: «За боевые заслуги» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг»
Возвращаюсь к нашим с ним редким разговорам о войне. Говорил, что часто голодали. Однажды нашли и съели убитую лошадь. Был случай, когда натолкнулись на сгоревший блиндаж, а внутри оказалось много картошки. Солдатская кухня не всегда добиралась до передовой. Её ждали всегда с нетерпением. А когда она приезжала, быстро наполняли котелки и, обжигая губы, съедали всё в миг, не чувствуя вкуса еды, наслаждались ощущением горячего тепла в пищеводе. Также пили кипяток: не дожидаясь, пока он остынет, наполняли жестяные кружки еще булькающей на огне жидкостью и пили, не чувствуя ожога. Однажды с отцом чуть не произошла трагедия. Он вот с такой же жадностью в числе своих однополчан быстро съел кашу и тут же почувствовал острую резь в желудке. Он же биолог по образованию. Сразу всё понял, отошёл в сторону и полностью освободил свой желудок. Он увидел, что в кашу попал осколок какой-то эмали, который он не заметил во время еды. Отец сказал мне: «На моём месте кто-то другой мог погибнуть в те минуты, а меня…посади на кончик иглы, я всё равно выживу. Ведь я видел, как умирали от дизентерии, потому что ели, что попало, видел в атаке, как погибали солдаты под своими же танками, когда надо было бежать, бежать, бежать, но думая при этом. А ещё видел убитых товарищей с пулевым ранением в спине, хотя все бежали вперёд, навстречу врагу, а позади бежали только однополчане… Много, чего повидал. Невозможно рассказать».
Надо было выжить! Дома ждала его жена и трое ребятишек – наша мама, мой брат Шура, ему 8 лет, в сорок первом пошёл в 1-ый класс, и моя сестрёнка Нина, ей 2 года. И мама всё выдержала.
Мама была: депутатом районного Совета депутатов трудящихся, членом правления колхоза, в каникулы и во время отпуска работала бригадиром полеводческой бригады и какое-то время помощником пасечника (она хорошо знала пчеловодческое дело). Мне рассказывали жители села уже после смерти мамы, что она однажды как-то достала довольно много мяса и, вместо того, чтобы использовать его для своей семьи, организовала учителей школы, и они накормили всех учеников пельменями.
Награждена орденом «Знак Почёта», медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.» и медалью материнства (за рождение пятерых детей).
Сохранилось несколько писем папе на фронт. Из них можно много понять. Письма писали и мама, и Шура. В некоторых письмах есть каракули и рисунки двухлетней Нины.
Вот некоторые выдержки из маминых писем:
- …пишу я сегодня плохо. Что-то захворала. Температура 38,4 градуса. Знобит. Верно, немного простудилась. Это всё пустяки. Главное, всех накормить. Пока кормлю. Что будет дальше, не знаю. Ведь паёк 100 грамм. Считать не приходится, весь этот год так. Но, Женя, милый, всё сделаю, что смогу для сохранения жизни и здоровья детей. И сделаю честным путём, поверь…
-…беспокоит меня твоё здоровье. Ведь вынули же осколки. Каждая боль берёт много силы, ослабляет организм…
-…Я знаю вашу жизнь по твоим письмам и ужасаюсь многому. Ты собираешься опять на фронт. Может быть, для тебя это и лучше, но я буду гораздо больше бояться за тебя.
-…Мы здесь, в тылу стараемся тоже помогать вам в борьбе с врагом…
-…Верно, что тыл своими порядками гораздо хуже фронта…
-…Мы изнервничались за время войны ещё больше, чем вы…
-…школа из-за холода работала плохо…
-…завтраков в школе больше нет, кончились продукты.
-…с завтрашнего дня у наших учеников начинаются каникулы на неделю. В разлив никакую работу с детьми не проведёшь, ни у кого нет подходящей обуви. Дров тоже нет. Занимаемся в нетопленных классах…
-…везде получала отказ от помощи: и лошадь не давали, и сена не могла достать, и в семенах отказали. Горько стало от окружающего…
-…Шуре мало приходится быть на улице среди сверстников. Школа снова начала работать нормально. Он первую половину дня – в школе, вторую половину дня – дома, возится с Люсей и готовит уроки. Детство ему досталось нерадостное. Нянькой все три года…
-…изменений ни в чём, кроме пайка (уменьшили ещё раз) ни в чём нет.
-…у картошки верхушки срезали всю зиму. Накопили два пуда с лишним.
-…собираешься уезжать дальше на фронт. Будем надеяться, что недолго ещё ждать времени, когда сможешь возвратиться к нам с окончательной победой над гитлеровцами…
А вот выдержки из Шуриных писем (слово «мама» он везде пишет с заглавной буквы. Это особое отношение сына к матери, так как он по-взрослому не только чувствовал, но и оценивал её повседневный материнский подвиг и заботливое отношение Мамы – учительницы, Мамы – Директора и Мамы – депутата. Шуре пришлось рано повзрослеть, он был для нас с Ниной не только братом, потому что, я помню, после войны мы слушались его так же, как отца).
-…Дорогой папа! Ты уже знаешь из Маминых писем, что я получил премию за хорошую учёбу.
-…Мама мне купила сапоги за 600 рублей, а то мне не в чем было ходить в школу.
-…Погода здесь очень холодная. Недавно два дня только не было ветра, а сейчас опять буря.
-...Я учусь хорошо. Даже без помощи Мамы.
-…Умею держать Люсю (моё объяснение: Люсе полгода, ему – 8 с половиной).
-…Я с Ниной каждый день бываем на улице, и сегодня Мама нас обещала пустить. В скворечнике поселились скворцы.
-…Летом с Мамой работали в колхозе и получили трудодни. Я работал на сеноуборке, подвозил к стогу сено на волокушах, заработал 5 трудодней, получил 40 граммов мёда и 200 граммов хлеба, Мама за 138 трудодней получила кило сто десять граммов мёду и 200 граммов хлеба (моё дополнение 2015 года: мне рассказывали родные – по кусочку сотового мёда поели один раз, остальной мёд мама обменяла на муку).
-…Я был в кино со своими двоюродными братьями, и сидел в ложе, и видел картину «Жила-была девочка» (моё добавление 2015 года – это было в городе Казани, куда, видимо, они ездили к родным).
-…Недавно у нас в школе днём было кино. Картина была «Красные дьяволята». Мы: Мама, Нина и я ходили в кино. Нина больше смотрела на аппарат, чем на экран.
-…Приезжал фотограф, снимал учеников. Мама сняла и Люсю, и Нину, и мы шлём тебе карточку, мою, Нинину с Люсей…
Сейчас я отвлекусь от писем Шуры. Мне почти 75 лет, но я помню какую-то возьню в тёмной комнате, я, видимо, спала, меня поднимают, одевают во что-то мягкое, взрослые почему-то беспокойно о чём-то говорят (оказалось, у платья – воротник чуть оторвался, на фото это плохо видно, но с одной стороны он неправильно висит) и нас фотографируют. Саму вспышку фотоаппарата я не помню, но вот тревожное движение в комнате, мягкое платье (мне позже рассказали, что это был вельвет) – это моё первое воспоминание в жизни.
Читаю дальше письма Шуры.
-…Нина была именинница, и у нас были настряпаны пироги, жалко, что нельзя было тебя угостить ими. Мама ей подарила одеколон, и Нина меня надушила, когда я пошёл в школу.
-…У нас уже стали поспевать огурцы, но их очень воруют. Морковь уже две грядки вырвали. Я сегодня ночью увидел, кто ворует. Это парни, которые около наших соседей каждый вечер.
-…у меня есть свой огород, и на нём уже картошка цветёт.
-…Объягнилась коза Зорька.
-…Мы с Мамой ходили за дровами.
-…Третьего дня Маме привезли полкубометра дров.
-…козлята стали уже большие, и мы их иногда выпускаем ненадолго на улицу.
-…Мельницу в Чепчугах не спустили.
-…здесь у нас в колхозе проводят электричество с мельницы на школьный двор, на ферму и в сельский совет.
-…Я был на двух ёлках. На школьной ёлке я выступал в «Демьяновой ухе». И ещё был у Гусевых, там нам давали угощение в пакетиках. А на школьной ёлке – картошка и каша из пшена, и по одной конфетке».
-…Нина была на четырёх ёлках, Люся на двух, и я на трёх ёлках.
-…Приезжай скорей домой, чтобы успеть к 1 мая, у нас есть два больших огорода, и мы их хотим засеять картофелем. Приезжай скорее домой. Мама рассказала, что ты, когда приедешь, построишь дом-блиндаж, а я тебе буду помогать (моё дополнение 2015 года: блиндаж после войны они, действительно, построили. Там много лет мы хранили овощи зимой – в нижней части; а ещё была надземная часть в виде обычного сарая, там хранили сено и мешки с мороженой рябиной.. Как было сладко мне и моим подругам после лыжных прогулок!)
-…Мама сказала, что когда перейду в пятый класс, она мне купит лыжи, а твои лыжи я отдам Нине, она тоже хочет кататься на лыжах.
-…Приезжай скорее домой. Я, Нина и Люся тебя ждём!
-…Прогоняйте скорее фашистов! Приезжай скорее домой!
В двух письмах к отцу Шура аккуратным почерком, которому удивится современный четвероклассник, написал свои стихотворения. Он читал их со сцены, участвуя в школьных концертах, о чём он тоже сообщает.
Удивительные, на мой взгляд, стихи 11-тилетнего мальчика из сельской школы.
Соколов под Орлом.
За родину боец сражался.
Он бронебойщик был лихой.
К нему навстречу приближался
Немецкий «тигрище» стальной.
Но Соколов не испугался,
Припасся этот танк взорвать.
Над Соколовым «тигр» топтался,
Никак не мог его достать.
Проехал дальше танк немного,
И Соколов его взорвал.
Пускай запомнит враг надолго,
Как наш народ с ним воевал.
Подвиг неизвестного подростка
В деревню въехал немецкий обоз.
Бежал он от наших отрядов.
Продукты и пушки, и ружья он вёз,
И много немецких снарядов.
Народа на улицах нет никого.
Попрятались в ямы, в землянки.
Со злости задумали немцы село
Зажечь и бежать без оглядки.
Босой и в лохмотьях бежит паренёк.
«Эй, Рус, покажи нам дорогу.
Деревню за это твою не сожжём…»
Он к лесу повёл их, не дрогнул.
Вот тёмною ночью заехали в лес,
Трясину не видно им было.
В трясину обоз немецкий залез,
Болото их всех поглотило.
Лесною тропой паренёк убежал,
Но имя его не узнали.
Об этом нам пленный фашист рассказал.
Его у трясины поймали.
Сестра Нина помнит, что недалеко от нашего села расположили лагерь военнопленных, и мальчишки, конечно, тайком бегали туда «совершенствовать» немецкий язык. Шура, видимо, был среди них.
Похвалинский Александр Евгеньевич.
Он стал геологом, работал на Памире, потом в Куйбышевской области, они искали нефть. Он успел жениться на красивой весёлой девушке Нине, но его призвали в Армию, и он погиб в десантных частях на Украине, недалеко от Кривого Рога в 1955 году. Ему было 22 года. Мама умерла через два месяца после получения «похоронки». Наверное, сердце человека, измученного войной и послевоенными трудностями, не выдержало. Мама не смогла пережить потери своего первенца – надежды и опоры в её жизни, талантливого и очень хорошего сына.
В этих письмах ничего не сказано о том, как меня, то есть новорожденную, выхаживала мама, или о наших постоянных болезнях: корь, коклюш, простуда преследовали то по очереди, то одновременно всех нас, троих ребятишек. А меня особенно мучила так называемая «золотуха», то есть диатез, причём, от картошки, которая была главным продуктом нашего питания. Рассказывают, что всё лицо, голова под волосами, ноги, руки – всё было в болячках, а в руках я держала картошку, и однажды зашедшая к нам соседка сказала маме: «Хоть бы она у вас скорее отмучилась, всё бы легче стало». Мама возмутилась и попросила никогда больше так не говорить. В письмах об этом нет ни слова. Конечно, мама не хотела тревожить воюющего отца.
Отец вернулся домой живой и полный планов на будущее, работал честно и добросовестно. Преподавал биологию, был завучем в школе, хорошо играл в шахматы, руководил школьным струнным оркестром (сам играл почти на всех струнных инструментах - гитаре, балалайке, мандолине, пробовал на скрипке подбирать известные мелодии "по слуху", так как музыкального образования не имел, хотя, по рассказам родных, он, когда ему было 15 лет, зарабатывал деньги, будучи тапёром в кинотеатре). Но последствия войны мы ощущали ещё долго, ранения и контузия отца давали о себе знать постоянно, характер его был изменчивым: на работе - это знающий свое дело заботливый и внимательный учитель, которого очень любили ученики, а дома в семье неожиданно проявлялся его деспотизм. Отец дожил до пенсии, правда, очень маленькой - он получал 51 рубль в месяц. И хотя какой-то осколок после ранения так и оставался у него в теле, инвалидности он не имел, поэтому не был удостоен никаких льгот. Он умер в 74 года, простудился, диагноз: сердечно-лёгочная недостаточность.
Я думаю, что этими записками затронула какие-то важные мгновения из жизни обычной русской семьи, пережившей многие события вместе со всей страной. Мы выжили в той страшной войне и мечтали, что войн больше не будет.
Апрель 2016 года.
Л.Е.Похвалинская (после средней школы окончила педагогический институт, работала учителем русского языка и литературы в школе, с 1965 года по 2005 год работала в нашем музее, где пережила много счастливых творческих минут).
Раздумье о войне
(короткий вариант)
Я родилась тогда, в сорок первом,
Шёл тринадцатый день войны,
И я чувствую каждым нервом
Ужас мамы и боль всей страны.
Я, конечно, сама не помню,
Но могу в сорок первом ожить:
Где-то рвутся бездушные бомбы,
А в руках мамы – новая жизнь.
Её надо спасти непременно!
Рядом – старшенькие, два «птенца»
За окном даже воздух военный -
Вчетвером провожаем отца.
И соседи своих провожают
С затаённой во взглядах мольбой:
«Отомсти! Бей фашистов! Не жалуй!
Только выдержи праведный бой
И скорей возвращайся домой!»