Писателя Сергей Ефремова нет с нами уже полвека. Смерть его, прошедшего через оборону Севастополя, круги ада фашистских и сталинских лагерей, не дожившего двух лет до своего пятидесятилетия, настигла неожиданно и нелепо в Елабуге, в заполненном весенней водой котловане строящейся школы № 3. Как такое могло случиться? Почему? — Эти вопросы ни тогда, ни сейчас не дают покоя тем, кто его знал или узнал лишь тогда, когда прочитал книги Сергея Ефремова.
Сергей Ефремов
До нынешнего года их было четыре, все они вышли в Казани: «Медные реки» (1961 г.), «Колокол Бухенвальда» (1965 г.), «Севастопольская тетрадь» (1967 г.) и «Ванька с красным винкелем» (1993 г.). В канун 70-летия Великой Победы Елабужский государственный музей-заповедник осуществил переиздание «Севастопольской тетради», оставив прежнюю обложку — фрагмент картины А.А.Дейнеки «Оборона Севастополя».
Её презентация состоялась в Библиотеке Серебряного века ЕГМЗ. Небольшая выставка подлинных документов и газетных публикаций конца 50-х — начала 60-х годов ХХ века познакомила собравшихся с различными моментами жизни и творчества Сергея Ефремова. Был среди них и некролог от группы писателей Татарии, в котором, в частности, говорилось: «Горько и обидно, что писатель не дожил буквально нескольких дней до выхода повести «Колокол Бухенвальда» — книги всей его жизни, отобразившей героическую борьбу советского человека в условиях гитлеровской неволи.
Ушёл от нас художник, полный творческой энергии и замыслов, оставив новую рукопись рассказов о доблестных защитниках Севастополя». Эти строки приведены не случайно. Возможно, именно в них невольно была отражена разгадка ранней смерти писателя, — ведь всё в нашей жизни происходит не случайно. Назвав «Колокол Бухенвальда» «книгой всей его жизни», писатели Татарии, по сути, обозначили, что самое главное, о чём Сергей Ефремов мог поведать своим читателям, он уже сказал. Хотя очень близко к этому произведению стоит и упомянутая в некрологе новая рукопись, вышедшая в 1967 году в Татарском книжном издательстве отдельной книгой под названием «Севастопольская тетрадь». Она включает одиннадцать новелл, связанных воедино местом событий и героями, защищавшими главную твердыню Крымского полуострова.
Некролог в газете «Советская Татария»
В Елабугу Сергей Ефремов приехал с семьёй в 1949 году, выбрав этот город в качестве места жительства и работы на прядильно-ткацкой фабрике, поскольку в крупных городах (а он вырос и получил электротехническое образование в Ленинграде) ему, узнику фашистских концлагерей и ГУЛАГа, жить было запрещено. Только в 1958 году он был реабилитирован, награждён орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией». И, конечно, только после реабилитации в местной и республиканской прессе стали публиковаться его рассказы.
В 1963 году Сергей Ефремов стал членом Союза писателей СССР. Непродолжительный период его творчества пришёлся на время «оттепели», после которой страна стала скатываться в болото застоя. Что ожидало писателя впереди, об этом можно судить хотя бы по письму, полученному им из газеты «Литература и жизнь», органа правления Союза писателей РСФСР. В нём Сергею Ефремову предлагали писать на темы семьи, морали, здорового быта, воспитания молодёжи. А в его душе жила война. Об этом на презентации книги рассказала Р.А.Нутфуллина, в 60-е годы жившая с ним в соседней квартире. В то время она была, пожалуй, в два раза моложе его. Больше всего ей запомнились встречи на реке Тойме, до которой было от их дома рукой подать. Он любил сидеть на обрывистом берегу и часами смотреть на текущую воду.
Вручение книги «Севастопольская тетрадь» Р.А.Нутфуллиной
«Я думаю, — сказала Роза Амировна,— что в этом движении воды он очищался и это его успокаивало. Чувствовалось, что он был очень рад тому, что вернулся живой, тогда как многие остались на поле брани. С ним можно было говорить обо всём. И хотя стихи он не писал, но внутри себя был поэтом. Те, кто с ним работал на фабрике, очень хорошо его помнят. Столько лет прошло и если он до сих пор живёт в памяти людей, значит, это был настоящий человек».
В этот вечер в Библиотеке Серебряного века звучал рассказ о жизни Сергея Ефремова, отрывки из его произведений, стихи и песни о войне. Была показана даже небольшая инсценировка, в которой заведующий библиотекой Андрей Иванов сыграл роль фронтовика, пути которого пересекались с Сергеем Ефремовым на фронте и в немецком плену.
Андрей Иванов знакомит зрителей с документальными материалами
Делясь своими впечатлениями от произведений елабужского писателя, Андрей Иванов, составитель второго издания «Севастопольской тетради», сказал: «Всё, о чём он пишет, было увидено, испытано и пережито им самим».
В качестве иллюстрации к этим словам хотелось бы привести отрывки из рассказов «Знакомое лицо» и «Странные люди».
«Возвращались мы с похорон глубокой ночью. Проезжали горящий город. Меня беспокоило: сумеем ли проскочить — очень уж завалены улицы. Днём и то проехали с большим трудом.
Издали видели мы золотые терема горящих зданий, от которых тянуло тяжким зноем. Въехали в первую улицу, как в гудящий огненный коридор. За этим гулом, за грохотом балок и треском огня уже не слышно самолётов и рвущихся бомб. В небо взлетали тучи горящих искр и хлопьев, похожих на красных птиц. Потом весь этот огненный рой сыпался вниз. Вероятно, подобное происходило и в последний день Помпеи. Но там была паника, вопли, бежали, спасаясь, люди, а тут — мертво. Гудел огонь. С треском вылетали стёкла, и хлестало из окон пламя.
От нестерпимого зноя перегрелся мотор. В любую минуту мог взорваться бензобак».
«Пала Керчь, и всё реже заходили корабли, всё меньше подвозили нам боеприпасов.
Третий штурм наших позиций проводился после ожесточённой авиационной и артиллерийской подготовки. Расчёт явно делался на полное уничтожение в полосах наступления всего живого. Мы с ног сбились, восстанавливая и штопая наши разрушенные заграждения. Земля была буквально перепахана бомбами. На земле сгорало всё, что могло ещё гореть. Лишь дубки, удивительные горные дубки не сдавались. Опалённые, чёрные и посечённые, как тонкие переломанные руки, поднятые к небу. Как руки самой земли.
Укреплений вроде бы не оставалось, вокруг никого не видно — поле мёртвое. Но стоило немцам поднять головы, как из-под земли откуда-то, из полузасыпанных амбразур хлестали длинные, косящие пулемётные очереди. А из-под камней — винтовочная и автоматная россыпь, со дна воронок — глухие хлопки миномётов. Складывалось впечатление, будто стреляла сама земля, камни, развалины дзотов, засыпанные траншеи, — стреляла спалёнными изломанными руками дубков. Оттого-то, наверное, немцам и было страшно. В атаку они ходили пьяными».
На презентации книги Сергея Ефремова
Одиннадцать новелл — это не роман, в котором автору есть где развернуться, описывая характеры и психологические портреты своих персонажей. Но вот что интересно, даже очерченные скупыми штрихами, герои Ефремова предстают перед нами словно живые. Скажу больше. Взявшись перечитывать «Севастопольскую тетрадь», я вдруг ощутила, что Берёзка, Павел Кулешов, военврач Незнамов, Жора, ефрейтор Ерёменко и даже майор Смерша это не чужие, а родные мне люди.
«Её к нам прислали накануне декабрьских боёв, — так начинает Сергей Ефремов рассказ «Берёзка». — Наш отдельный инженерный батальон только что занял оборону в Бельбекской долине. Мы стали пехотой. Успешно контратаковали, но во время ответного наступления у нас оказались открытыми фланги. В тыл просочились автоматчики. Они подобрались к нашей землянке, в которой находились раненные и с ними санинструктор Берёзкина.
Раненные, способные держать оружие, отбивались, пока не кончились боеприпасы. Потом, набросив на Шуру шинели, закрыли её своими спинами. Автоматчики швырнули в землянку гранату, затем прострочили вход несколькими очередями. Когда мы вернулись в землянку, в живых там остались одна Шура и двое раненных. Санитарка шептала им:
— Родненькие мои! Потерпите, — и вытирала марлей их почерневшие лица.
Мы были убеждены, что происшедшее в той землянке навсегда закрепило у Шуры большую веру в мужчин. Этим, должно быть, и объяснялось её трогательное внимание к нам — она как бы чувствовала себя в долгу перед всеми в роте. И все, несмотря на угрожающе торчавшие в её петличках зубья старшинской пилы, звали её не по-уставному: Берёзка».
Это она подорвалась на противопехотной мине и, «получив около десяти шрапнелин «попрыгунчики», всё-таки выжила». Это ей достали пропуск, благодаря которому Берёзка в числе последних немногих раненых могла эвакуироваться на Большую землю… А она: «Будь что будет… Другие вон лежат, безрукие, безногие… Ведь я же почти ходячая. Как же после такого людям в глаза глядеть!» И осталась в рядах солдат и командиров, фактически уже обречённых на смерть или плен.
Андрей Иванов с книгами «Севастопольская тетрадь» 1967 и 2015 года изданий
Сергей Ефремов считанных дней не дожил до двадцатилетия Победы, которую и он сам, и герои его книг приближали, как могли. И как-то так получается, что именно в юбилейные годы Великой Победы всплывает из забвения его имя, как это произошло ныне в связи с переизданием музеем-заповедником «Севастопольской тетради», или 20 лет назад, когда елабужанину Алексею Куклину попала в руки первая книга Сергея Ефремова «Медные реки». Тогда, в 1995 году он подготовил и опубликовал в районной газете «Новая Кама» большое эссе литературоведческого характера, о котором тоже шла речь в Библиотеке Серебряного века.
Читая эту газетную публикацию, посвящённую другой книге С.Ефремова, понимаешь, что она соотносится со всем творчеством писателя, в том числе и его «Севастопольской тетрадью». «После того, что мы узнали и отчасти увидели собственными глазами в последние годы, — пишет Алексей Куклин, — лагерные рассказы С.И.Ефремова не шокируют. Страшное в них для нашего восприятия обыкновенно, но вот обыкновенное, человеческое в этих рассказах для нас важно.
Фрагмент очерка «Забытый писатель»
Написанные в литературной форме, они очень мало принадлежат к собственно художественной литературе. Скорее это документальная проза, прямое свидетельство очевидца. Подобные произведения подлежат не эстетической, а в большей мере нравственной оценке. Смысл этих рассказов в том, что наш земляк и согражданин запечатлел, засвидетельствовал в своей прозе как факт и как нравственный ориентир, что даже очень юный и слабый человек может противостоять насилию. На мой взгляд, такая позиция, которая отчётливо просвечивает за внешней тканью рассказов С.И.Ефремова, сегодня важна даже просто своим наличием.
К сожалению, насилие вовсе не окончилось и не ушло в прошлое вместе с окончанием второй мировой войны. Жестокость и насилие пронизывают мир и наше общество в том числе… Однако страшно вовсе не то, что насилие существует, что несть конца бессмысленным войнам, что быть человеком, а не «супершимпанзе» с автоматом или ядерной дубинкой в руках, быть добрым и разумным человеком трудно, потому что требует усилий. Страшно то, что насилие претендует на роль законного нравственного ориентира в нашей жизни, претендует на правомерность в обществе. И в таком контексте лагерные рассказы С.И.Ефремова занимают своё место в нашей истории. Они написаны о трудном искусстве быть добрым, быть человеком в любой ситуации. В этом смысле они выше литературы, потому что являют собой нравственный факт. Но в этом же самом смысле — они обычное явление русской литературы, которая не позволяла себе до недавнего времени быть безнравственной».
Среди тех, кто пришёл в Библиотеку Серебряного века, кроме Р.А.Нутфуллиной был ещё один человек, сравнительно хорошо знавший Сергея Ефремова. Это — Рида Михайловна Привалова, поделившаяся своими воспоминаниями: «Я приехала в Елабугу в 1957 году и стала работать на прядильно-ткацкой фабрике, где Сергей Иванович возглавлял вначале электроотдел, а позднее был назначен главным механиком. Впоследствии к нам были присоединены Мамадышская и Челнинская фабрики, после чего предприятие стало называться хлопчатобумажным производственным объединением.
Р.М.Привалова
Должность, которую он занимал, была очень ответственная. Он отвечал за ремонт оборудования, электрику, паросиловое хозяйство не только всего производства, но и фабричных домов, которых тоже было немало. Он был сдержанным, интеллигентным и очень знающим своё дело.
О том, что он был на войне и в немецком плену, я узнала только после его смерти, прочитав «Колокол Бухенвальда». Когда мне сказали о сегодняшнем вечере, я в первую очередь стала искать эту книгу, которую хранила все эти годы и которую с болью в сердце, потому что иначе просто невозможно, читала вся моя семья.
В предисловии к ней говорится: «Бывший узник Дахау и Маутхаузена написал эту книгу о людях, победивших смерть, о воле человека к свободе и жизни». И самая главная фраза: «Помните, люди, помните и будьте бдительны». Вот эта фраза, мне кажется, очень актуальна для сегодняшнего времени, для сегодняшней ситуации в обществе и в мире. Потому что если и дальше развязывать то, что творится сейчас, то, учитывая атомное оружие и технический прогресс, последствия для человечества будут ещё страшнее».
Книга С.Ефремова «Колокол Бухенвальда»
Со всеми новеллами «Севастопольской тетради» Сергея Ефремова можно познакомиться на нашем сайте в разделе «Издания».
