Интервью
по теме «Воспоминания работников Чистопольского часового завода»
Интервьюер: Михайлова Ксения Владимировна, научный сотрудник «Музейного объединения г.Чистополя».
Респондент: Четырчинский Владимир Дмитриевич (1928 г.р.) уроженец г.Чистополя ТАССР, труженик тыла, ветеран труда Чистопольского часового завода, работал на заводе с 1943 по 1991 гг.
Дата проведения интервью: 31 мая 2013 г.; 3 июня 2013г.
Интервьюер: Уважаемый Владимир Дмитриевич, Вы много лет проработали на часовом заводе. Сегодня хотелось бы услышать об этом. Расскажите, пожалуйста, где и когда Вы родились, как началась Великая Отечественная война, и как Вы пришли работать на завод.
Респондент: Значит, дело вот чем: мои родители родом из Чистопольских Выселок. Дедушки там, бабушки там, в общем, оттуда. И по линии отца, и по линии матери, значит. Ну, и как со слов мамы, я точно не знаю, я знаю это со слов только, как бы, родители родителей, у прабабушек-прадедушек была фамилия Ивановы. И вот когда крепостное право еще было, это по рассказам я говорю, это самое, ну, мой прапрадедушка, это самое, как уж, я не знаю, ну на рынке встретил девушку, ну приезжали же там. И она из Четырчей была. А Четырчи, как вы уже, наверное, знаете - бывшее княжеское село. Но там было 2 владельца. Значит, там половина села, допустим, один человек, половина там, он типа поляк что ли. Ну и когда он там, а он не жил там, это все из рассказов все, он был из Москвы, или из Питера руководил. И потом тут, как это, селу прозвище по фамилии того как бы осталось. И вот когда они, тут это, познакомились, ну влюбились, пожениться. Ну а крепостную кто отдаст? Ему как бы сказали, сам приезжай сюда. И вот так пожили. А тут вскоре все изменилось, [18]62 год. И вот, когда все это изменилось, и опять в свои пенаты, так сказать, собрались. А в деревнях всегда ведь не по фамилии называли, или по отчеству родителей, ну прозвище им делали. Допустим: «А-а-а, это Ванька из Четырчей». Ну, это тут Четырчи, Четырчи. Кстати говоря, мне интересно было когда-то самому. И вот, братья папины у нас Четырчинские, у другого – Четырчинские, у кого-то – Тытырчинские. Ну, в общем, как по прозвищу, у нас такая фамилия.
А так вот эта внучка, которая живет в Москве, спрашивала, мол, откуда польская. Нет польской. Копайся-копайся, там ничего не найдешь. Но однажды давно, я очень много любил читать. Значит, однажды какой-то роман, в [19]50-е годы может быть где-то, я сейчас плохо помню, мне вот какой-то роман попался про то, когда наши войска за Наполеоном двигались в Париж. И вот, какой-то там польской дивизией командовал, и фамилия такая значится, может быть, автор такую фамилию придумал. Вот такая фамилия.
Но потом, когда я родился 12 сентября 1928 года, ну и сентябрь, а в этот же год купили родители дом. Вот, Галиаскара Камала знаете улица где? Там один квартал она была от Вахитова до татарских кладбищ. А вот второй дом от угла окнами на Каму, за нами были пустыри и мельницы, все сеяли пшеницу там, ну на Мельничной площади были поля до этого, до староверских кладбищ. Вот мы там купили дом, но жить нам там не удалось, опять это по рассказам – я точно не знаю, ну, тут дело том, что отец в свое время в Первую мировую войну попал в плен. Ну, там они, сотни тысяч, в начале войны попали. Ну, а плен там был не как в эту войну. Работали там у какого-то помещика. Скотом, свиньями, сельским хозяйством там занимались. И, они молодые, несколько раз пытались бежать, их ловили. Причем как, убежит-уйдет, может быть 3-4 района пешком пройдет, а потом же там видно, откуда – кто, вино, что не австриец, раз и возвращали. Когда война кончилась, они сбежали, и вот потом он стал в Судоремонтном работать учиться, ходил пешком оттуда. Ну и каменщика приобрел профессию. А потом, знаете, партии организовывались. И вот, когда стала эта самая, вот это, в колхозы посылать, первые 25-тысячники из Уездного комитета партии, раньше не Горком был. Вот значит, его пригласили и отправили в числе этих 25-тысячников в Русские Сарсазы председателем сельсовета. Ну, мы там жили очень недолго. Переехали с семьей тогда, нам дали дом. А он, видимо, не такой был, чтобы командовать. «Дмитрий Иванович, уезжай». А вы, наверное, знаете, по Шешме там восставшие села. Это же остаток был. Ну и вот, он все добивался уехать. Не получалось. Значит, ему отказывали. Говорит, мне угрожают. Ну, ему дали револьвер семиразрядный, я его еще в руках держал. Ну вот, однажды он пришел, видимо, ему невмоготу уже было, я был маленький, что там, мне там 2 или 1,5 было. А в это время в Караваево начал строится авиастроительный завод в Казани. И набирали там, в общем, ну со всего Союза туда набирали. А каменщиков то, специалистов. Он ему сказал: «Вот поедешь туда – отпустим отсюда». Сразу раз, и мы всей семьей. Дали квартиру в общежитии, туда-сюда, мы это скитались сначала по квартирам. Вот до [19]38 года мы жили. А в [19]38 году после 37 этой штуки, подробности я не буду рассказывать, он там был председателем избирательной комиссии по Ленинскому району. Тогда он не так назывался – Соцгород. Ну, короче, в общем, получилось так, что надо было уехать. Ему посоветовали, значит это самое, знакомый полковник милиции: «Дмитрий Иванович, мало ли чего». Там все время на руках, на руках. А он был членом Пленумобкома, и мама была членом обкома. Она там, когда приехали, работала, тоже в партию поступила. И мы оттуда уехали, бросили трехкомнатную квартиру, приехали сюда. Вот с тех пор здесь вот работал.
Значит, я сюда приехал, значит, в 3 класс пошел, кончил 4, вот где трикотажная фабрика есть. Середина этого здания была школа, потом подстроили с обеих сторон. Вот там я окончил 4, 5 я кончил в первой школе, и началась война. Но прежде, как она началась война, значит, это самое, нас отправили школьников всех в это, по деревням убирать, помогать селу. Ну, а я с пятиклашками, не охота было. Ну, маленьких то поближе посылали. А у нас сосед был как раз на Галиаскара Камала, ближе к Вахитова крайний дом. Там это, отец священник был когда-то, а он сынок [19]24 года. Как раз 10, что-то такое, или кончил или перешел в 10 «А». Сейчас не помню. Вот, я говорю, с ними поеду. А их в Малый Толкиш отправили. Вот, мы в Малом Толкише, почему я об этом поподробнее, потому что всех вернули в августе, а нас вернули уже в сентябре. Оттуда пешком мы пришли, и вот я в 7 школу из первой школы перевелся, это около профтехучилища, во дворе то там здание. Напротив Дом пионеров. А ниже то, там во дворе здание одноэтажное. Это вот туда переселили всех старшеклассников с первой школы. Ну, я туда не попал, поскольку задержался, и меня в третью школу. Оттуда ходить в третью, короче говоря, я там учился около месяца, бросил и ушел на работу.
Вот, я с [19]41 начал работать. Ну, сначала вот в колхозе. Потом, туда-сюда, значит, а потом, значит вот, отца направили в Булдырскую нефтеразведку. У нас там был Геологотрест тут в Чистополе. А вот Булдырская нефтеразведка. Бурили, там несколько скважин. И я значит, он меня с собой взял. Устроил на работу. Сначала учеником шофера, но потом, в общем-то, я перезимовал ночь. Мазут мы возили для буровых. Ну, там котлы с этой, с нефтебазы. Ну, в общем, короче говоря, я заболел. Вот, в мастерскую на токаря. Вот, я с той поры токарь.
В [19]43 году эту (нефтеразведку – К.М.) закрывают. В Шугурах забил фонтан нефти. Все закрывают. А нам – американских машин, там столько техники. Нефть вот-вот была. Последняя буровая камера она уже, ну там уже нефти все, вот-вот. Война же шла. Нефть нужна была. Короче говоря, сразу всех туда и сразу всех рабочих. Ну а я не поехал. Отец уже в возрасте большом тоже. И вот, я пришел на Чистопольский часовой завод в [19]43 году. С [19]43 года по [19]91 я работал на заводе.
И.: Сколько лет? Почти 50?
Р.: 48 с небольшим. Значит, с [19]43 токарь 3 разряда. Потом мне присвоили 5, потом 6 разряд. Это самый высший разряд токаря. В [19]52 это было. В [19]54 меня назначили мастером ремонтно-механического цеха. Это, обратите внимание, с пятиклассным образованием (смеется).
Чуть-чуть назад. Я в [19]50 году поступил в вечернюю школу в 6-й класс. Где профтехучилище. Вот, я там учился по 9. А 10 мы кончали на Нариманова между Вахитова и Тукая. Вот там 10 кончали. Ну вот, потом, значит, в [19]62 году меня, значит, как я поступил: в [19]55, когда я кончил школу да, в [19]52 мы поженились, в [19]53 вот у нас старший сын, это самое. Родился. Жили мы на Мельничной. Около новой мечети, где двухэтажный дом, сразу за мечетью вот слева, вот в этом доме. Первый дом построили, тогда область была в Чистополе. И вот отца попросили, там трест организовали строительный, и попросили там по памяти, инструктор там. А он условие поставил: дадите квартиру семью поселить – я тогда буду работать (смеется). Ну и в результате, когда дом построили, дали квартиру. А старшему брату, вот который участник войны, ему в продолжение профтехучилища из лабаз сделали комнаты, напротив Дворца пионеров, вот он тоже там получил. Они оба работали там.
Ну, в [19]55 закончил, значит, подал документы в институт приборостроительный в Казани поступать. А сдавать экзамены в КАИ направили. Ну, а в КАИ я сдавал экзамены с первым выпуском Тамариных учеников. Она в [19]52 начала, в [19]55 первый выпуск выпустила.
И.: Она учительницей работала?
Р.: Учительница химии она. Вот в этом первом выпуске Веретенников, стал потом членом-корреспондентом Академии наук, это в Москве. А Синицын, тот был даже сильнее, но по карьере тише шел. Он доктор наук, в общем. Я прихожу на экзамены, они сидят на лавочке, ну, я видел их в школе: «А вы что тут сидите с рюкзаками?» «Собеседование прошло, нас в село».
Ну, а я-то сдал, сдал – поступил (смеется). Ну, болтался там где-то два 2,5-3 года. Ну, семья, второй ребенок, второй сын, который сейчас в Москве. Ну, тяжело, не с кем, негде, это самое. Первые два курса еще туда-сюда было, тяжелее стало. Ну, и я решил оставить. В [19]58 мы с женой катались Москва-Петербург отдыхать. И на обратном пути я забрал там документы. А тут открывался первый КАИ филиала. Но он тогда только открылся, и вскоре закрылся. То есть он года 3 или 4 существовал. Я точно не знаю. Я в этот курс не попал, потому что я поздно. Тут главный инженер, тут это самое, это самое, директор первого филиала говорит, он меня хорошо знал. Он бывший директор, потом он стал директором ГАРО, он говорит: «Да брось ты, это самое, иди на третий курс энерготехникума вечерний. Вечером закончишь. Куда тебе образование?»
Ну, я так кончил все это. Меня поставили зам. начальника. В [19]65 я стал начальником цеха, проработал по [19]81 год. После этого я стал начальником технологического в бюро главного технолога. Фотографии вот есть, я покажу вам. Вот, в [19]91 на пенсию. Пенсию то в [19]88 мне оформили, но я уж. Тут стали молодых ставить. Ветеран. Давай, уходи. Да я и был очень рад, что таким образом. Вот, моя трудовая деятельность.
И.: Владимир Дмитриевич, когда Вы пришли на завод в [19]43, там, наверное, еще цехов не было? Расскажите об этом.
Р.: Значит так. Завод располагался в первой и второй школе. Мы работали, вот наш цех как раз, это самое. Вот, честно говоря, что происходило в первой школе на третьем этаже, там была закрытая продукция, я не знаю. Но завод наш не часовой назывался. Хотя он приехал как второй часовой завод, эвакуированный из Москвы. Ну, тут в книгах есть, как его перевозили, вы, наверное, в курсе дела. Один из старших мастеров на теплоходе перевозил. Это все тоже есть в книге воспоминания, это самое. Ну, и, значит, он назывался «Завод 835 Наркомата минометного вооружения». Так ведь, да? По вашим данным тоже так? Значит, я ничего не путаю. Директором у нас был Лукьянов Николай Сергеевич. Главный инженер был Гаев. Вот меня все время… имя-отчество не помню, умнейший такой дядя. Ну, мы пацаны слышим как взрослые, особенно мы, которые у москвичей работали у токарей. Он был похож на вот-вот недавно в метро в московском Гаева убрали, что-то такое. Он долгое время там возглавлял. Похоже, это его или сын там, или я не знаю. А вот главным механиком у нас Суринов работал. Это человек, который то ли в [19]35, то ли в каких-то годах, ездил в Америку закупать оборудование для часового производства. То есть это основатель поставки оборудования для производства часов. Ну, первый московский завод, и так далее. Ну, это понятно.
И.: А его как звали, не помните?
Р.: Не помню. Я сейчас расскажу, почему я так хорошо о нем знаю. Я пришел поступать на завод. Токарь третьего разряда, хоть пацан. Правда, одна деталь тут интересная была. Значит, около нас тут жил Полосухин. В редакции работал. Помните? Вот они жили тут. Но они на Вахитова, последний дом тут жили. Родители, все вместе. Соседи, туда-сюда. И вот, когда я пришел, куда идти? А на завод не хотелось нам. Мы, пацаны, говорили: «Ну, на завод поступишь, оттуда никогда не уволишься». Вот у нас была такая, это самое. Ну, мама договорилась с ним. А он был тогда руководителем сельхозтехники. Это там, где сейчас налоговая, на углу то. Там были мастерские. Он говорит: «Приходи». Я прихожу, захожу со двора там. Захожу – там стеклянная дверь, он сидит, кабинет. Захожу, смотрю – станки. Думаю: «Ё-маё, куда я попал?» Станки 1800 какого-то года. [18]40 ли, [18]50 (смеется). А я-то работал в нефтеразведке – оборудование там американское, и советское лучшее (смеется). У меня токарь, у которого я учился, был Малышев. Он на броне был, специалист хороший. И он нас двоих учил. У него два ученика были. И думаю, куда я попал? Еще этот чугун, всю эту грязь. Как сбежать то? Потом где-то он отвернулся, я удрал. И сразу на Бебеля в отдел кадров (смеется). Это уж вот мальчишеское такое.
И.: Там был отдел кадров?
Р.: Да, где сейчас…
И.: Гимназия №1.
Р.: Да, двухэтажный дом тут рядом. Где техникум был. Гимназия – это большое здание. А я расскажу про цеха. Я пришел. И вот, совпадение, конечно, когда мы эту квартиру получили, а мы только две комнаты получили, и соседкой оказалась женщина, которая тогда была начальником отдела кадров. Она нам такая помощница была с детьми, вообще чудо. Ну вот, пришел, и она меня сразу раз – и в двенадцатый цех. Ну, а туда надо проходные там. Правда, не мужики, а тети с винтовками, со штыками стояли. В проходных то так было. (Смеется). Со стороны моей мамы, и со стороны Ленина две проходных было. У нас так не зайдешь было.
И.: Это во время войны только так стояли при оружии?
Р.: Да. Оружие у них в [19]45 отменили. Я вам даже эпизод могу рассказать для формы. Ну и вот, и, значит, прихожу туда, мне рассказывают. Вот туда со двора был вход во вторую школу, во второй вход. Ну, там были во второй школе. Основная лестница там, потом спортзал, основной вход. Туда налево, где сейчас туалеты, видимо, там был кабинет этого начальника цеха, а напротив, сидел главный механик Суринов. А начальник цеха был Григорьев Геннадий Яковлевич. Вот я это хорошо помню. «Можно?» «Можно». «Здрасьте». «Здрасьте». «Подаю к Вам документы. Я токарем». «А почему токарем? Может жестянщиком? Может электросварщиком?» «Нет, нет, нет…» «Тогда ладно, будешь токарем».
Ну, пожилой он такой. А я что-то тогда обиженный. Геннадий Яковлевич у меня подписал – принял в мастерскую.
И.: А сколько Вам лет было? 15?
Р.: Ну, [19]43 год. 15 мне не было, 15 мне в сентябре. 14 лет.
И.: А Вы когда пришли? Летом?
Р.: В августе, наверное, месяце где-то вот так. Но летом там закрыли. Ну, где-то я там с полмесяца не решался. Короче говоря, в трудовой книжке тут не отмечено, потом скажу, почему у меня эти годы. У меня с [19]47 года трудовая книжка. Ну, это не важно. В общем, я так начал работать. Это во втором ряду станки, в пером ряду станки, и у окна москвичи – основные токаря. И вот Михаил Афанасьевич Морской, он после токаря стал первым начальником корпусного цеха. Он в книге есть тут. Потом, там Булавский, потом, на хорошем очень серьезном станке работал парторг нашего цеха. Булавский – человек, который по призыву Калинина, он из законников, из воров, бросил на Беломорканале работу, вернулся, им простили, и он был прекрасный токарь и шлифовщик. Вот две специальности. Он здоровенный был такой. В общем, хороший мужчина.
И вот я там оказался. А мастером был Белявский Владимир Юрьевич. Ну, это вообще тоже интеллигент. Он со мной работал. Он все знал. А учил нас, представьте себе, вот он мне, допустим, даст какие-то детали сделать. Ну, чертеж раз – и сделаешь все. А мы старались выгладить почище. Мы когда шкуркой зачищали, грани то немножко заваливались, она ведь четкость то меняет. Он при нас все это померил: « Ну ладно, это хорошо». Раз, и вышвырнет в ящик. Думаю, это что такое?
Обратите внимание, почему он привил мне отношение к тому, что нарисовано, так и должно быть.
И.: То есть руководили вами москвичи?
Р.: Москвичи. И потом все-таки, он вот раз выбросил, два выбросил.
«Что такое, Владимир Юрьевич?». Мы его дядей Володей звали.
Он высокий, красивый такой. У него, кстати, и дочь и зять погибли в автокатастрофе. Вот он, это самое, говорит: «Вот должно быть, видишь фаска? Вот видишь? Степень от красоты и точности должна зависеть». И вот он нас к этому приучил. И мы все время подглядывали, пацаны, у этих вот, у Морского, у Булавского. Вот, таким образом, потихоньку мы научились работать.
Потом нас перевели на первый этаж из спортзала. Это в спортзале были мы. Перевели на первый этаж. Ну, я тут чуть-чуть еще расскажу. Интересно, как война кончилась. Мы работали по 12 часов тогда.
И.: С какого времени Вы работали?
Р.: С 7 и до 7. В две смены. Одну неделю ты до 7 утра с 7 вечера, а другую с 7 утра и до 7 вечера. Ну, мальчишки, устаем, набегаемся. Голодно было, значит. Ну, устали что-то раз, и холодно. Бывали такие зимние дни то. А внизу в подвале у нас была котельная там. Ну, котлы были замурованы как у русской печки. На камнях это, песочек там, камни. Придешь, а все промасленное, стирать вещи не стирали, а замаслится все. И вот, ты лежишь, а на тебе пятно. А как это, значит, ты не работал. Вот так мы через забор из парка убегали там.
После этого нас перевели на первый этаж. И пришли станки из Америки «Монарх». Вот, я на нем, на этом станке начал работать уже здесь, когда мы сюда переехали.
И.: «Монарх» он назывался?
Р.: Да, фирма. Это американский станок.
И.: Это какой год? Какой Вы здесь молодой, юный.
Р.: Это примерно [19]51-[19]52 год. Ну, тут я там работал. А вот двухэтажный дом по Нариманова строился, там в этом доме была лаборатория. Ну как бы часовая. Ну, там были не только часы. А часы у нас на заводе стали делать только в сорок пятом году. Точно я не помню, чтоб не наврать. Часы такие большие были, я забыл, как они называются.
И.: К-43, Кировские.
Р.: Точно, точно.
Что делалось в этом здании – мы еще не все знали. Мы единственное, бывали в том здании на первом этаже, в том здании, в первой школе, когда нас туда по 40 человек, по пятьдесят привезут оборудование какое-то, пресс громадной высоты многотонной, его надо, а там же деревянные полотна, вот настелют досок, его монтажники привезут вот такими ремнями. Его 20 человек с одного конца взяли, с другой. Я в этом корпусе только бывал, а больше в других цехах я там не бывал. До [19]47, примерно до [19]48 года. Короче говоря, оттуда мы, да, где еще цеха были. Вот, значит, где лицей – это был тут 3 и 14 цех, два часовые.
Значит, а вот где винзавод, был корпусной цех. Вот этот Морской, который наш токарь, он первый возглавил этот корпусной. Корпусов тогда еще не делали до этого. В [19]50 году нас сюда посылали, в [19]49, может быть, траншеи там, копать землю. Отработаешь время, потом помогали в выходные по строительству. В [19]50 году мы переехали сюда. Несколько цехов, в том числе, и наш ремонтно-механический. И вот, это уже тут, на этих станках я работал.
Ну что дальше? Как получилось: Китай закупил у нас большую партию часов. Понадобилось, это самое, много корпусов делать. И вот этот Морской, он уже в это время, я немножко тут заскочил вперед, он до этого, до начальства работал в опытном цехе. Где сельхозбанк то есть, у нас тут был дирекция. Директор завода, Лукьянов Николай Сергеевич, тут они работали. Еще заскочу: Григорьев, который был начальником цеха, когда Суринов уехал в Москву, в конце [19]43 или [19]44 уехал, Григорьев стал главным механиком. А потом, спустя некоторое время, его Лукьянов назначил главным инженером. Вот, бывший наш начальник цеха стал главным инженером завода. Кстати говоря, он очень хорошо пел, у него отличный был голос, внешность такая, он на сцене выступал. И вот, он меня даже, когда это самое, раз это я задел, перед вечерней школой я два года учился в вечерней музыкальной школе – [19]48, [19]49, [19]50. Вот так. Это вот детская музыкальная школа вечернее отделение. Анна Яновна Зельд там у нас была директором. Ну, есть фотография, я могу показать. С учениками. Вот, это самое, вот эту школу. Почему я туда попал? Ну, в клуб ходили, вот где вторая школа, крыло там, актовый зал есть там, да, сейчас? Это сделали наш клуб. Убрали несколько там мастерских, цехов. Там библиотеку сделали, и там вот туда ходили. Ну, девушка посоветовала, мол, что ты тут ходишь. Ну, самодеятельность, это самое. Вот, я туда попал. И вот началась моя еще самодеятельная жизнь, которую еще я в 2008 последний раз выступал. Это с [19]44 года примерно.
И.: На каком инструменте Вы играли? Или Вы пели?
Р.: На голосовых связках (смеется). Ну, вот. Самые большие достижения – это у нас опера «Евгений Онегин».
И.: Вы оперные партии исполняли?
Р.: Вот, Ленский – это я. Вот, прочитайте там. Это из газеты вырезка. За неделю – 7 500 зрителей!
И.: А кто это ставил?
Р.: Анна Яновна Зельд.
И.: Владимир Дмитриевич, простите, я Вас перебью. Вы изготавливали детали во время войны?
Р.: Значит, и вот, меня на это самое, назначили этим корпусным цехом после ухода Морского Куликова.
И.: Куликов?
Р.: Да. Он, это самое, Александр Ильич, который был мастером, когда мы в [19]50-х годах сюда переехали. Мастером был у меня. И он директору сказал. Был директор Славгородский у нас, помните, да? Виктор Федорович. И вот, этот директор, значит, он сказал: «Мне нужны помощники». Потому что мы набрали в отделе кадров много народу. В части, в цехе они и у меня потом работали наладчиками. Ну вот, набрали народу. Ну, ведь они должны же что-то уметь делать. И он попросил двоих, в том числе одного меня. И вот, я, значит, сюда, а не бросал работу. У меня уже была машина «Москвич». Я купил себе. Самый первый старенький «Москвич».
И.: А какого цвета был Ваш «Москвич»?
Р.: Такой бежевого. Ага. У нас было всего три автомобиля в городе. Вот, я третий был, это самое. Вот, я ездил сюда, значит, это самое, тут все сделаю – ну мастерская, только начал, тут тоже отвечать надо. И тут тоже, значит, по 10, по 12 часов. Пока заточить, как поставить, как работать. На настольных токарных работали. Вот после этого, значит, я там недели 3-4, там, в общем-то, я не помню точно, помогал им всё, когда начинали работать. Ну, что делать? А потом у меня и тут работа.
Я вот, помните, заговорил про двухэтажное здание? Вернусь назад, когда я там работал, значит вот это, [19]48 -[19]49 год. [19]49, наверное, точно-то не помню. Значит, у нас начальником лаборатории был серб по национальности. Ну, инженер который, из Москвы. Ну, в общем, какие-то такие вот большие служебные часы. И там вот, значит, нужны были большие детали делать: ободок для стекла, для ободка, это самое. Ну, ни на каком станке никак это не сделаешь. И металла такого не было. Надо из латуни сделать. Конструктора что придумали: из прутка вот толще пальца на автоген нагреть-загнуть, заварить, и вот из него нужно было делать детали. У нас никто за это не брался. И вот, меня пригласил начальник, это самое. И Белявский Владимир Юрьевич, он был уже начальник цеха: «Ну, давай, Володь, ты пробуй». Ну, в общем, я нашел, я не буду рассказывать как, короче, я эти детали сделал.
Для сравнения: если в день я зарабатывал, допустим, ну по 12 или 13 рублей. Ну, сделаешь, расценки ведь там. Деталь сделаешь – карточку там, нормировки все сделаешь. А на этой детали я зарабатывал в 3-4 раза больше. Стал зарабатывать, у меня такая зарплата – все рты разинули. А никто не брался, что ж (смеется). Им понравилось, и они меня стали. Главный инженер Геннадий Яковлевич, он меня хорошо знал, я же пел, и когда я там учился-выступал, он мне все говорил: «Не так надо петь, я приду и тебя научу». Он немножко выпивал. Вечера в музыкальной школе были, и вот, он решил перевести. А тут объявились владельцы. Одно дело – меня отдать, ладно еще. Ведь станок надо отдать. А таких всего два было в цехе, таких станков то.
И.: Это который «Монарх», да?
Р.: Да. И, короче говоря, они нашли правильное решение. Директор, не Славгородский, а до него – Николай Сергеевич. Значит так – станок у вас работает, а детали делает для тех. И вот я несколько месяцев. Морской в это время работал в двадцатом цехе, и он заболел. А меня в это время туда передали. После этого дела, значит, это самое, там поработал, он вернулся. Меня на маленький станок – я отказался, вернулся к себе в цех. Отказался и меня даже, это самое, главный технолог Эстрин, в последствие он стал главным инженером завода.
И.: Эстрин?
Р.: Эстрин Илья Шнеерович.
И.: Еврей?
Р.: Еврей. Замечательный человек. И семья у него такая. А он приходил к нам. Все рационализаторы приходили: кому-то что-то надо сделать – приходят. Ну, спросит у мастера, у начальника цеха. Ну, я им делал. Все равно ведь расценки платят.
И он однажды меня пригласил, мол, зайди. И я, значит, это самое, зашел к ним в техотдел. Он вот не где институт, а буквой «П» есть здание, вот на первом этаже здание заводоуправления было, этого то еще не было здания. Ну, он говорит, достал брошюрку вот такую: «Вот, смотри – вот такая вихревая нарезка резьбы на крышках и на корпусах. Ты что-нибудь слышал?» «Ну, читал что-то в газетах». «Ну, а смог бы вот это сделать?» Я вот так посмотрел, ну вроде бы все. Мы могли самолеты делать в нашем цехе!
Мы станки в нашем цехе делали, не только ремонт. Мы для многих заводов делали станки. Там это, небольшие, разные. Ну, отливали мы отливки для судоремонтного, а остальное мы делали тут. Ну, короче говоря, я взялся. Он меня повел, а уже был Виктор Федорович Славгородский. А он любил этих молодых всех. Он старых увольнял, а молодых инженеров главным конструктором ставил. Ну, везде молодых таких ставил. Ну и тогда говорит: «Ну и как? Тебе дать конструктора?» «Зачем? Я сам нарисую, сам и сделаю». «Где будешь?» «Буду приходить». «Вот дома сиди и рисуй».
Славгородский. Я вот почему обращаю на это внимание, вот такой он был человек. Он был до этого главным инженером компрессорного завода, до прихода на наш завод. А жена у него была дочь первого секретаря Обкома. Вот ну, дело не в том, что она – он сам был такой изумительный.
И.: Он казанский был?
Р.: Он из Казани приехал. Ну, вот он говорит: «Дома сиди и рисуй». То, что касается сделать в двенадцатом цехе – приходи туда, отдавай рисунки. Ну, я на миллиметровке все делал. Там легче. Бумага такая есть. А то, что касается инструментального – это в инструментальном. И он, значит, туда. В инструментальном, где педучилище был. Потом когда дошло, главный инженер там поправил, короче говоря, после этого меня уже не выпускали, станки не давали и потом я тут буквально месяца два или три проработал и меня назначили мастером, потом исполняющим обязанности. Ну, а потом уж вот мастером. Ну а там что? (смеется)
И.: Когда Вы пришли на завод, там много народа работало?
Р.: Значит, я не могу точно назвать цифру, но, наверное, около четырех с половиной тысяч было.
И.: Это чистопольцы были все?
Р.: Нет, это все вместе. И с транспортным отделом, и с деревообрабатывающим цехом. Вот, где винзавод был, вот тут слева маленький домишко – отдел кадров. А в глубине были там такие здания, там, кстати, один из моих участков корпусного цеха был, а чуть в стороне был деревообделочный цех. Там делали ящики для упаковки деталей. Вот когда в [19]43- [19]44 детали для мин делали, туда отправляли. Вот, кстати, у Цивилина мама с отцом работали во второй школе. Мы на втором этаже, они на первом этаже работали. А станки, знаете, какие были у них тогда, где они работали? Вот придешь к ним в цех, у них вот станки стоят рядами, а на потолке прикреплен вал, шкивы и на каждый станок ремни. И представляете, 3 класса если объединить, и вот так все бу-бу-бу-бу, всё дрожит, всё в масле. Вот было так, они там работали. Валентин – это его отец, забыл, как её звать, это самое.
После вот этого, после того, допустим, как я уходил, или нет, еще я не уходил? Из цеха, когда я уходил, на заводе было 12400. Это вот где-то [19]80-е годы. Такой большой завод был.
И.: А Вам, наверное, еще во время войны паёк давали?
Р.: Вот это Вы хорошо заметили. Значит тогда, кто не работал, 400 грамм давали.
И.: Иждивенцам?
Р.: Иждивенцам, да. Значит вот, когда пришел я на работу, ну на часовой завод. Я не буду про Булдырь, там кормила сама организация, там все сами и заботились, выращивали там все там. Вот, 600 грамм получали. Если ты норму стал больше делать – 700. И вот когда я, это самое, лучше стал работать, я стал получать 900, и даже килограмм.
И.: Даже так давали?
Р.: Кило 200 была самая высокая. Но я до такой не доходил. (Смеется) А была вот, где старый ресторан, столовая была. А была, где сейчас новый магазин, салаховский так называемый, угол Бебеля-угол Ленина, ну, книжный, а на другой стороне то, магазин большой, новый. Тут была столовая ИТРовская. Инженерно-технических работников. И вот, кто 900 грамм получал, уже там обедал. Подразделение такое было (смеется). Вот когда я ходил на обед, это самое, туда, но Вы не спросили меня, как начинал я работать. У нас была столовая напротив сельхозтехники, напротив парка то, на первом этаже. Ну, прибежишь туда, одну очередь надо выстоять, другую очередь надо выстоять. Всё. А потом там суп и три штучки плавает картофелинки, а на второе – вот такая горстка свёклы. Ну и хлеб. Вот та пайка, которая, это самое. Так мы что с ребятами как договорились: один за ложками, другой талоны, третий за хлебом. Вот мы за 15 минут (смеется).
И.: То есть талоны нужно было брать на питание, да?
Р.: Прибегаешь туда, предъявляешь свой документ, и тебе выдают талон. Ты идешь в одно место – хлеб получаешь, в другое – ложку, в третье место тебе суп наливают. Вот это, год, год так бегали туда. А потом уж вот туда, это самое.
Ну, это детство. Это было интересно. Дружно зато. Ну, дальше что?
И.: А детали для чего делали?
Р.: Ну, как я уже сказал, мы то делали в ремонтно-механическом детали для ремонта станков, а сам завод делал детали для мин. Я сколько знаю. А чего я не знаю, про которые я сказал, что на тех этажах вот, что делали – не знаю. А вот там, где сейчас актовый зал, там, где потом у нас клуб открылся, там работал бывший 13 цех. Его в [19]45 году закрыли. Там какие-то закрытые приборы делали. Я ни у кого не спрашивал, никто мне не говорил. Не знаю, какой-то там секретный цех был.
Ну, дальше, после того, как я окончил техникум в [19]62 году, значит, это самое, назначили заместителем начальника цеха.
И.: Это тот же цех?
Р.: Корпусной цех.
И.: Какой номер у него был?
Р.: 15. Это вот трехэтажное здание около КАИ есть слева, вот третий этаж весь, треть примерно этажа второго и больше половины первого этажа. Это вот мы делали корпуса. Вот там я начал работать. Куликов был начальник. Когда я мастером работал, однажды приходит ко мне мой начальник цеха, бывший, Гаранин. А он в свое время когда-то в компартии был до войны. Потом его тут отозвали. Ну, он не специалист в технике. Ну, руководил. Хороший мужик, у меня есть фотографии. Это самое. Потом его назначили начальником 17 цеха, который организовали, где вот сейчас завод авторемонтный есть. Он тогда МТМ назывался: машино-тракторные мастерские. Он отдельно в поле стоял тогда. И вот он однажды приходит и говорит: «Меня назначают в 15 цех. Пойдешь ко мне замом?» Ну, какой я зам? Образования то нет. «Нет-нет, - я говорю, - я боюсь и все такое».
Проходит какое-то время, буквально три дня. А Куликова хотели поставить начальником производства. А его начальником, а тот хотел к себе замом. Вот, а замом был Черноберевский. Он тоже, в общем-то, в технике не занимался, ничего не знал такое. Ну, они не хотели его брать. И, короче говоря, приходит однажды Куликов через 3 дня и говорит: «Ты согласие давал Гаранину?» «Нет, не давал». «Пойдешь ко мне?» «Ты же уходишь туда». «Нет. Туда поставили Хусаинова, бывшего начальника 4 цеха. А меня оставили тут. Вот я и предлагаю».
Ну, он забрал меня. А как я буду, это самое, работать то? Он говорит: «Научишься». Я все, и станки там, для меня ведь новости все это, и токарная работа – не разберешься. Но там столько деталей, столько их названий. У меня в голове не умещалось. Ну, там вот девчонки-диспетчера то они привыкли, у них как вот в компьютере тык-тык, и всё – они всё знают. Они все знают там. А я боялся.
Но потом привык, когда стал начальником цеха. Ну, потом стал начальником цеха. Вот в [19]65 Куликова тогда перевели в опытный цех. Вот туда, где это самое. И потом, значит, начали работать. В [19]67 завоевали звание Коллектива коммунистического труда, впервые на заводе, первый цех. Получили знамя. Значит, наградили нас. Меня наградили знаком Министерства Приборостроения там приказом министра по Москве. Потом в [19]70 в честь столетия Ленина, значит, это самое, мы заняли опять первое место. Мы тут стали занимать места. Хороший коллектив, работали дружно, не ругались, все рабочие, все прекрасно зарабатывают хорошо. Просто больше работаешь – больше производилось больше.
У нас, мы завоевали памятное знамя. Завод завоевал памятное знамя Обкома КПСС. А в заводе было первенство – вот мы завоевали памятное знамя. И вот я по командировкам ездить стал, это самое. Ну а [19]81 меня перевели в этот самый, как его, в техотдел начальником технологического бюро. Ну, там 10 лет отдыхал. 10 лет не вылезал из командировок: Белоруссия, Украина, Ленинград, Москва, Азейбарджан. Ну, там разные детали. Ну, а в конце, перед уходом, новый главный инженер Николай Тимофеевич пригласил поговорить со мной о том, чтобы внедрить новые станки, каких часовая промышленность не знала.
А я раньше трижды ездил в Горьковский завод в командировки, ещё, когда в 12 работал. Потом я там учился на полуторамесячных курсах повышения квалификации. Был на заводе, был старостой курса.
И.: А что за завод?
Р.: Автомобильный завод ГАЗ. А там такое производство! Я там нагляделся, прям в восторге от всего, когда в первый раз. Ну, и когда он меня пригласил, вот такой станок надо, мы стали делать водосчетчики то. Стали много делать, а такие детали не на чем делать. На часовском оборудовании много надо работниц то. Одну деталь сделать – надо двадцать операций и двадцать работниц. Ну, никак так не получалось. А были такие станки в производстве уже даже в советском союзе. Карусельные они. Значит, вот он 3 метра диаметром стол, на нем эти бабки – каждая выполняет свою операцию. И сверху бабки, каждая выполняет свою операцию.
И.: Что за бабки?
Р.: Ну, бабка – это у станка там, де шпиндель крутится, куда инструмент крепится. Ну, вот, допустим, одна одно сверлит, другая другое сверло, третья ножичком нарезает, четвертая черчиль делает и так далее. А деталь как закрепил, и не только тут отверстие какое-то сбоку, сверху там. Вот, верхняя свою работу делает. То есть ее задача – поставить деталь и готовую снять. Цикл проходит – деталь готова, цикл проходит – деталь готова.
Ну, я говорю, можно делать. А где? Такой станок если вот заказать – Харьковский институт проектирует от 2-х до 3-х лет и полтора года делает какой-то там завод под Харьковом. То есть 5 лет надо ждать. А у нас под боком уже КАМАЗ. И вот, они нас, меня, значит, мой сын был зам. главного энергетика, механик как бы. Вот УАЗик, нас посадили 8 человек, там начальник цеха, там все. Поехали смотреть. Приехали туда, а у меня, оказывается, некоторые рабочие из 12 цеха ремонтно-механического стали там на КАМАЗе работать. Ну, кто наладчиком, кто слесарем, кто мастером. В общем, вот такие. И я нечаянно попал на каких-то. Мы ходим-ищем такие станки, а там заводишки, там ведь несколько заводов то. И вот, мне потом рассказали, вот на таком заводе то. Приехали на такой завод – там всего три станка, и, причем, небольших. Они нам никак не подходят. Подходит Белов, бывший мой, слесарями-ремонтниками руководил в 15 цехе, и говорит: «А что вот такое? Да вы чего сюда-то приехали? В Заинск поезжайте – там 70 станков таких, как вам надо работают».
А, оказывается, в Заинске то там делали колеса для камазов. Ну, еще разные какие-то входящие детали для двигателей и для чего-то. И вот, эти крупные станки то все вот там были. Мы туда приехали на машине. Там, значит, ну туда посмотрели – всё, сын мой с главным механиком договорились, нашли общий язык там. Мне разрешение, подключили, это самое, женщину-инженера. Я у нее спрашиваю то-то то-то, она по компьютеру, а у них был компьютер, я впервые увидел тогда.
И.: Это какой год был?
Р.: Это был [19]88-[19]89, может даже [19]87, не помню точно. Ну, короче говоря, это я выбрал там какие-то, а они же не могут продать станок то. Вон, говорит, видите те станки, у которых кончилась операция, мы их выбрасываем, ну это, как металлолом. Ну, я там два станка выбрал, а потом мы уж там все – договорились, один станок там действующий, действующие бабки, которые нам подходили. Ну, уже оттуда, я тут отсюда организовывал бригаду, второго технолога там опять подключили там как Славгородского, там бегом нам делайте. Один станок там внедрили, электрику там подключали. Все там, в общем, всем заводом там работали. Руководил этой группой я. Один станок, потом другой.
Но самая интересная деталь, конечно. Вызывает меня Николай Тимофеевич, это самое, инженер: «Ну, давай думать, как людям платить-то, твоим то». Ведь всем, кто участвует надо по повышенной зарплате платить. Я говорю: «Ну, так премию надо. Ну, как обычно. Ну, зарплату, премию больше дать. Как раньше было». Он говорит: «Нет, надо договор составить. Сейчас уже мода другая».
И стали составлять договор. Сколько стоит? Ну, я примерно так прикинул. Сколько. Ну, тысяч 6, может быть или 4. Ну, так это, боюсь сказать эти цифры то.
«Вот эти станки столько-то стоят. Давай мы хотя бы пятую часть стоимости этого станка. И это все встало где-то 24000 с чем-то рублей». И они нам по договору эти деньги выдавали, и я даже не знал, как эти деньги распределить. Вроде бы большие деньги, а я не знал (смеется). Кому три зарплаты месячных, кому-то вот такие. Ну и мне там Цивилин тоже, это самое. Вот, 3 станка внедрил – машину я купил.
И.: Владимир Дмитриевич, выходит, что Вы при всех пяти директорах работали?
Р.: (смеется) Правильно подсчитали. Николай Сергеевич Лукьянов, Виктор Федорович Славгородский, Алексей Петрович Михайлов, Николай Васильевич Окунцов и Цивилин.
И.: Да Вы – человек-легенда. Вы пережили всю историю завода.
Р.: Мне это же самое сказала Архипова Алла. Аккомпаниатор, знаете? В клубе. Он как-то, пришли к ней, новые, репетируют, года 3 назад что ли были. Они поют, а мне уже за 80, это самое. Так это, говорит, легенда (смеется). Ну, это по самодеятельности. Знаете что, - самое главное зависит от тебя. Вот обратили внимание, у меня 5 классов. Ну, ведь были же и грамотнее из техникумов, институтов. А я рос! Вот, бывший начальник 13 цеха, который не Гаранин, а Хрусталёв ещё был. Значит, его сына жена работает в педучилище. Знаете, да? Она руководит хором у нас, дирижирует. Значит вот, ее тесть, они жили напротив роддома бывшего, сейчас поликлиника новая, ну, напротив, жили они там. Вот, он был начальником цеха, потом был начальником безопасности и не освобожденный секретарь парткома. Был освобожденный секретарь, заместитель и не освобожденный секретарь. У него сын, муж Светланы, окончил КАИ с отличием, с красным дипломом. Он приходит ко мне в 15 цех. Ну, я рассказывал, места первые там, ну что самое главное, у нас интересно было. У нас море станков было разных, разные операции, и потом, ручных операций: и полировальные были, из стекла делали, и вот эти корпуса, крышки разные, гайки. Ну, все это у себя в цехе делали, только на покрытие отправляли, принимали-собирали, и уже готовый корпус отправляли.
Ну и вот, он приходит и говорит: «У меня сын кончил, это самое, Саша. Возьми его к себе» «А что он кончил то?- я же не знал». «КАИ кончил с красным дипломом. «Петр Григорьевич, да ты что, в заводуправление надо (смеется). Парень-умница с красным дипломом. Не каждый же кончает с красным дипломом. Давай туда – там вырастет». «Нет, нет, нет. Давай к тебе. У тебя он научится работать».
Ну, он настоял. Я его взял. Ну, мы как раз опять расширялись. Вот, это нержавеющие корпуса пошли, то-сё. У меня было три технолога, у меня фотографии есть: вот я с ними ездил в командировку, там фотографировались мы в Ленинграде. Ну и так далее. А мне уже дали 5 человек бюро и начальника бюро. И вот, я его поставил начальником бюро. Он студент, но он быстро очень вник, ну вот как руководитель из него как цеха – не получилось. Ну, бывают такие вот люди. Тут какая-то должна быть изюминка что ли, здесь, в этом деле. Вот такой вот у Светланы муж. Жалко, он больно рано умер.
И.: Владимир Дмитриевич, Вы пережили период расцвета завода, всю историю, как Вы уже сказали. Что значит для Вашей жизни завод? Какое место он занимает и занимал?
Р.: Вопрос (смеется). Большой и сложный. Я отвечу просто – это часть моей жизни. Вот я там вырос. Ну, как сказать: и я ему все, что смог отдал, и завод мне все, что мог, отдал. Вот, взять хотя бы вот эту квартиру, примерно. Тамара Ивановна работала в четвертой школе, начинала работать. Вы помните, где мы жили? Около мечети. Пешочком, автобусов не было, в четвертую школу. Туда-сюда. Значит, вечером она еще в вечерней школе вела, просили там. Там в вечерней школе многие учились, и начальник ГАИ, и другие начальники учились при четвертой школе. Ну, иногда встречать. А там одни учителя. Ну, я к Дому учителя приеду в бильярд поиграть или в самодеятельности. Вот, я ее подожду. Вот, они подходят оттуда, но это редко. Вот, они, которым 60 лет будет двадцать первого, за молоком часто надо, это сейчас – пакетик, туда-сюда, а она оттуда его на руку или за руку маленького, на нижний рынок. В одной руке сумка, в другой он идет. Который раз устанет, а она идет и его волочет. Вот такая жизнь была.
Но мы нисколько не сетуем. Однажды случилась такая деталь. Ну, трудно стало, на квартире никакого просвета не видать. Значит, это самое, Виктор Федорович ушли, ну, выжили его, честно говоря. Знаете, которые там засиделись, некоторые по каким-то старым заслугам партийным, а уже руководить не могут. Вот, он их убирал. Ну, им не понравилось. И его однажды не избрали в партком, не избрали в горком, и не избрали. Директором не может же быть. И, не смотря на его обкомовскую поддержку, ну, видимо, он не вмешивался там, и он ушел. Но, обратите внимание, - деталь: я тут на своем, потом у меня уже был «Москвич», в [19]62 мы ездили на юг, к Тамариному брату ездили в Николаев, в Одессу и на юге отдыхали. А потом, в [19]65 мы ездили туда. Там уже завод у нас сначала ездил в Крым на автобусе, ну возил туда-сюда, а потом они ездили в Анапу, и там оставались. Мне нравилось это место. А туда приехали с Киевского завода. Я почему об этом уточняю, я отсюда узнал какова судьба нашего Славгородского.
Когда оттуда они ушли, а вот этот Лисичка, министр наш, одновременно он еще был заместителем Косыгина, он его, видимо, ценил по компрессорному заводу. Когда он узнал, что он безработный, он его поставил директором завода «Арсенал» в Киеве. 24000 человек, крупнейший номерной завод в оборонке. Он его туда директором поставил. Он так же там круто взялся, это рассказывал мне зам. главного конструктора, с которым мы встретились в Крыму. Они отдыхали там. Судьба свела просто. А главный конструктор был лауреат сталинской премии, - он вообще на заводе так, то в Москве, то в Академии где-то. А зам. главного конструктора с семьей, и еще одна семья, но без мужа. А муж - начальник первого сборочного цеха, главного, который не приехал потому, что три месяца на раскладушке в кабинете спал, вот такая ситуация была. Ну, была такая гонка, вооружение. А завод такой. Вот, Виктор Федорович там оказался. Навел порядок, как он рассказывает. Ну, это я знаю и не только от него, он стал директором, кандидатом XX или XXI съезда, я не знаю, орден Ленина получил там. Ну, и потом тоже каким-то там перевернул, и начали на него нажимать партийцы эти самые. Он махнул рукой и ушел. И он стал в Госплане работать заместителем председателя Госплана Украины. Ну, не первым там, но каким-то. Ну, ему эта экономическая работа. Он вообще по природе – что-нибудь сделать, рационализатор такой вот он был. Вот эпизод из нашей. Детали мелкие часовские, бывают вот такую коробочку там чуть ни полмесячное задание. Кто несет из цеха в цех, но нам возили на автомобиле. Корпуса то тяжелые, ну, это понятно. А другие цеха то. Он придумал в этом здании буквой «П» вот такие вот трубы 100-миллиметровые, или 90, я уж не помню, по всем цехам изобрели и в колонку воздух шел по всем цехам. Вот, к примеру, говорю (смеется). Не стеснялся, подходил. Раз я автомобилист, а, это самое, у него тоже автомобиль. А автомобили не разрешали ни обкомовским, ни директорам не разрешали иметь собственные автомобили. Короче говоря, после этого он ушел оттуда из Госплана и был руководителем ВДНХ Украины. Оттуда он ушел на пенсию.
И.: По Вашим рассказам кажется, что он был тем директором, которого Вы больше всего ценили?
Р.: Я бы не сказал. Очень нравился, я старался быть похожим, таким. Но, Вы знаете, вот трудно их различать. Николай Сергеевич Лукьянов, я его почти не знал. Кто я такой был? Мальчишка. Но один эпизод. Отдел кадров был, где кинотеатр «Смена». Нас оттуда выгнали, клуба нет. Мы ходили в кинотеатр «Смена», там зал. Ну, боксом немножко занимался у отца Киржнера, он у нас тренером был. Вот, Киржнер, который умер, у его отца. Ну, вот, это самое, меня приглашают в отдел кадров. Что такое? Значит, сидит мужчина: «Вы как? Как вы живете? Квартира есть ли?» «Ну, квартира у меня вообще из рук вон».
Завод не строил, никакой надежды нет. Ну, в общем, тяжело было. А я ведь в две смены работал, а Тамара то, я уже рассказывал, как работала. Они отобрали трех специалистов с завода: одного гальваника, меня как токаря, и еще, я не помню третьего. Гальваника хорошо помню, потому что он потом мне встретился. Я-то их не знал, когда меня приглашали. Вот есть такой Челябинск-40. Знаете, что такое Челябинск-40? Где взорвалась там эта, атомная то, потом директор там застрелился. Там полоса была 120 километров, ну как Чернобыль.
И.: Это в каком году было?
Р.: Ой, наверное, в [19]50-х годах было в конце. Но взорвалось то не в [19]60-х. А меня-то приглашал он, наверное, [19]52 -[19]53 год. Мы уже женаты были. Наверное, [19]53 или [19]54 год. Я говорю: «Нет, нет. Тут такое дело. А что, там?» «Вот, вы там будете работать, у нас такие-то станки».
Ну, марки называет, а я по командировкам то ездил, я уже знал какие это. Чешские, вообще чудо - станки. «Будете там. Зарплата, примерно, в 2,5-3 раза больше, чем тут».
Чего бы еще надо, да? Квартира. «Там у нас пятиэтажки, семиэтажки, городок новый, все там. А жена кто у Вас?» «Химик». «О, у меня жена тоже химик, она работает в школе».
И.: То есть Вам предлагали переехать в другой город, сватали туда?
Р.: Ну, так это говорили все – я дал согласие. Пришли с женой и дали согласие. И все, подписали. Потом, когда я стал узнавать, где это, что. Вот, думаю, дурак какой. А тогда ведь дашь – не дашь КГБ или как их там НКВД тогда. Ёлки-палки, уже бояться стал. Но на мое счастье меня не взяли. Не взяли, наверное, по причине, что её родители были раскулачены. Вот, не её родители, а ее бабушка и дедушка. Ну, короче говоря, нас по какой-то причине не взяли, я так думаю.
Прошло много лет. Наверное, в конце [19]80-х я встречаю гальваника. Ну, я его хорошо знал. Но я не знал, что он там. Встретился он на площади. Поздоровались. Он такой какой-то немножко больной. «А ты что тогда не поехал?» «А меня никто и не пригласил». «А что? Ты-то откуда знаешь?» «Я ж там был».
Он проработал там всего четыре года. Но он гальваник, он, видимо, близкий к этим каким-то вредным делам. И его на пенсию отправили. Но безвыездно оттуда. Он прожил там восемь лет, потом ему дали разрешение жить в Узбекистане только. Вот…это я не фантазирую. И после этого, уже в конце [19]70-х, мы встретились. Может, даже в начале [19]80-х мы встретились, он мне это рассказывал. Я Бога благодарю, что меня тут оставил (смеется).
Теперь так, по поводу директоров. Николай Сергеевич, когда вот эта штука, это уже потом случилось. Значит, когда мы познакомились с женой, ну всякое было: самодеятельность и девчонки, а это вот, у меня друг за другом разъехались кто в Москву, кто в Пермь, кто в эвакуации были. А она вот осталась, мы с ней на площадке познакомились. И мы тут дружили-дружили, потом письма. Она ведь в Молотове училась, в Перми. А она, когда кончила, ну что ж, я предложил и мы поженились. Поженились, а когда ведь раньше кончали, надо ведь ехать по месту на работу, куда направят. А ее направили в город Коспош. Это шахтерский городок 25-тысячный. Затырили ее туда. Ну а что мне делать в шахтерском городке? (смеется). Ну, я к чему это говорю. Мы, значит, попытались как-то найти пути.
И мне посоветовали обратиться к Николаю Сергеевичу. А он был международным депутатом РФСР. Ну, я к секретарше, вернее через Геннадия Яковлевича, это самое, а он сказал секретарше. Я прихожу, а он-то меня хорошо знал. Я-то его тоже знал, ну Николай Сергеевич же. А они жили, где вот сейчас лицей, а вот двухэтажный, там был техникум, а раньше они жили на втором этаже. Директор на одной стороне, на другой Геннадий Яковлевич жил. А рядом Полющенков то построил дом. Ну, вот он, значит, это самое: «Заходи. Что там, как у вас?». Ну, рассказал. Он, значит, вызывает секретаршу: « Подготовьте от моего имени просьбу направить работать ее в Чистополь по месту работы мужа».
Ну, мы на теплоход, туда. Радёхоньки, едем. Прихожу в ГОРОНО, июль-месяц, конец июня: «Нет, мы не можем, у нас прав таких нет». Ну, боятся. Ну, я что-то взвинтился, я был немножко как-то такой разворотливый. Я говорю: «Пошли в прокуратуру» (смеется). Иду в областную прокуратуру Пермской области. Прокурора области нет. Зам – женщина. Ну, мы к ней. «Я принимаю только по записи». «Мы вот издалека, из Татарстана». «Ну, заходите».
Мы зашли. Рассказываю.
«Понимаете, мы на Вашей стороне, но закон мне не позволяет пойти Вам на встречу».
Ну что, прыгать больше некуда, повернулись – на пристань, и назад. Приехали сюда, работаем. А еще жили не в квартире, а в частном доме у моих родителей. Проходит месяц-полтора, бумага: срочно явиться по месту работы в город Коспош. Такая, через почту. Что делать? Мы запрыгали, забегали. Я главное то не рассказал. Оттуда-то приехали, я говорю: «Тебе работать то надо где-то». Значит, когда я в вечерней школе учился, у нас директором был Александр, сейчас вспомню, как его фамилия была. Потом он стал директором ГОРОНО, заведующим ГОРОНО. Ларионов. Думаю, попробовать надо тут. Приезжаю, а он жил в частном доме где-то там, не на Октябрьской улице, а на соседней. Приезжаю туда на машине, а он дрова колет, жена что-то там в огороде возится: «Что ты, Володь?» «Я говорю такое-то такое дело».
Снимает, раздевается. «Давайте, поехали».
Значит, никаких ни разговоров, ничего – сели в машину, поехали. Ну, он ко мне очень хорошо относился, когда я учился. Ну и вот, приезжаем к Мясникову – директору четвертой школы. Столовая, знаете, где у Водников? Ну, поликлиника, а рядом столовой здание. Ресторан или что сейчас. А его дом там частный, Мясникова. Заходим к нему, а он полы моет. Он тучный такой (смеется). А жена его у нас в бухгалтерии работала, главный бухгалтер расчетный. «Ну, мы к тебе в гости. Хватит полы то мыть». «Ну ладно. Сейчас-сейчас. Что такое?» «Тебе учитель нужен по химии?» «Нужен». «Я привез тебе учителя. Возьмешь?» «Возьму». «Только у нее в паспорте есть отметка, что она должна работать» «О-о-о. Нет-нет-нет» (смеется).
Ну, это же наказуемо было.«Ничего-ничего, возьмешь. Я к тебе направлю, и ты возьмешь».
Сначала в вечернюю школу. Еще три бумаги приходили оттуда, и бросили потом.
Что произошло потом. А там работала жена Полющенкова. Ну, это потом уже, позже. Они вместе работали. Вот пешочком идут, Нина Федоровна её учила как пироги печь, ну знаете там, женщины туда-сюда (смеется). А нам эту квартиру то папа нам добыл. Она не квартира, трехкомнатная с подселением. Значит, мы в большой комнате жили: нас трое и няня четвертая. Вот няню наняли мы, держали. А няню держали, потому что паспорт доставали сельским. Как достали, она уходила, другую искать ходили. Ну, а в этих комнатах по 5 человек жили. Кухня, туалета не было, на улице, колодец на улице.
И вот я все просился. Получил эти знаки, знак Министерства. Там так четко-ясно написано на первоочередное получение жилья. А им хотелось, заводу, Чижун вот этот самый и завком, эту не упустить площадь, кому-то дать заводскому. А в горисполкоме ни в какую – пусть завод дает. Ну, жена обратилась к Нине Федоровне, та сказала Григорию Григорьевичу. Он говорит: «Пусть ко мне зайдет». Я к нему пришел. Он был тут, где Россельхозбанк. Пришел, он говорит: «Ладно, подожди». Позвонил Алексею Петровичу, ой нет, он не звонил. Говорит, я переговорю: « Ты, когда будут распределять, ты ко мне зайди». И вот когда мне Эстрин, главным инженером то он стал, он пришел ко мне в цех то 12 и говорит: «Володь, там распределяют». Я сразу раз - и туда. И вот он мне Алексей Петрович то позвонил: «Ты помнишь, я с тобой разговаривал?». Ну, это при мне разговор то был. А я не слышу, что отвечает, а они с Чижуном уже делят вот, это самое. И мы вот эти две комнаты получили. Несмотря на то, что у меня было право первоочередного получения жилья.
И.: А та комната кому досталась?
Р.: А та комната, помните про начальника отдела кадров? А она, значит, потом, у нее сын Фрейберг был здесь, Игорь. А старший сын, Виктор, он из Москвы так и не уезжал. Он в Москве. Агриппина Семеновна Фрейберг. Она нам помогала вот этого младшего нянчить.
И.: Она уже на пенсии была к этому времени?
Р.: На пенсии, она сюда пенсионеркой заселилась. Почетная такая. Но у нее был сын. Потом он женился. Вот тут «Свадьба в Малиновке» у меня в оперетте есть, невеста моя по «Свадьбе в Малиновке» его жена стала (смеется). Ну вот, такие у нас события были. С тех пор мы вот тут живем. Сыновья оба кончили высшие учебные заведения. Старший, правда, сразу не попал. Несмотря на все мои старания, знакомства там в Казани. Пошел в армию, пришлось ему служить на Камчатке 2 года, после этого он закончил подготовительный в Нижнекамске и КХТИ кончил. 10 лет отработал в Димитровграде и приехал сюда вот. А младший кончил 16, университет, поехал с женой, она тоже кончила университет, поехал в Подмосковье. Стремился в Москву, а распределения в Москву не было. Протвино есть такой город, не слышали? Около Серпухова. Институт физики высоких энергий там. Вот, а она-то в Оболенск. Это институт прикладной микробиологии. Это было как биологическое оружие, как закрытый такой институт. Его тоже туда хотели пригласить, но он нет, туда. Пока оформлялся несколько месяцев, его пригласили в строительную организацию. А там, в строительной организации, 15 с лишним тысяч человек, очень крупная такая. И он к ним туда, и он там вырос. Сейчас они живут хорошо, все имеют там, в Москве и всё.
А Валера из Димитровграда приехал и здесь, тут «Рубежом» руководил, потом тут их обанкротили, всё Казань под себя забрала. В Чистополе теперь ведь своих строительных организаций нет. Все они наемные, на кого-то работают, деньги получают.
Вот такая моя судьба
Я хотел быть похожим на Славгородского. Он такой очень порядочный человек был. И я к этому всегда стремился. В Дом учителя я приходил на самодеятельность, своего то клуба не было. А там внизу стоял стол для тенниса. И вот были три женщины, с ними всегда Славгородский в теннис играл, общались там все. Он очень был в этом прост.
Ну, Михайлов Алексей Петрович был ближе к Николаю Сергеевичу, он был влиятельный такой. Он всем доверял – каждый свое дело делает. Ценность ведь в этом тоже. Он сам очень грамотный инженер. Эпизод один, как он ко мне относился. Независимо от того, какие места я брал, знамена, как меня награждали, всякие почетные грамоты там. Это ему нет. Ты дело сделай – вот это показатель, тогда ты хорош. Ну, это правильно, чем спекулировать чем-то, какими-то заслугами. Часто он бывал на больничном. А он болел подолгу, дней по 20. Ну, он до этого-то директором завода ГАРО был. Ну вот, на больничном, это самое, и секретарша меня зовет в свой кабинет: «Владимир Дмитриевич, зайдите ко мне. Вас Алексей Петрович приглашает». Я раз-раз, бегом, поднимаюсь. «Так, Вы к нему?» «Я к нему». «Так Вы домой к нему».
Думаю: «Ёлки, что я наделал, что домой к нему. Что это меня в рабочее время вдруг домой?» (смеется).
Значит вот, приехал туда. А там у него дверь к Полющенкову, дверь к ним. Значит, захожу, а он со своим сыном Вадимом Михайловым. А он такой, бегает, это самое, ключи-ящики выдвигает, он от него все прячет, водится с ним. « Да вот дело есть, посоветоваться хочу».
Ну, опять он с пацаном возится, туда-сюда. Куда торопится то? Он директор. А в это время мы создали Галактионовские сады. Допустим, они осенью создались, а в мае он меня вызывает. А председателем тогда избрали Чижуна, он зам. директора по кадрам был, вот председателем его избрали. Ну, значит, это самое, когда распределяли, мне достался участок. «У меня такое есть предложение к тебе. Мы тут посоветовались – тебя председателем назначить». «Алексей Петрович, у меня работы вот так. Я из цеха не вылезаю. В 10, в 11 домой ухожу». «Ну, ничего, ничего, перебьешься. Тут немного работы». «Так же Чижун, неудобно». «Он ни черта не делает. А вот тебе доверяю».
Вот, мне пришлось и работать, и там, и в Альметьевск съездить доставать там. Ну, давали мне машину, не просто так я, это самое. И вот я был 8 с половиной или около 9 лет председателем. Вода, электроэнергия. Ну, мне здорово помогали в этом Колесников, Титов там, они выполняли свою работу. Вот, такой Алексей Петрович. Ну, как я могу к нему относиться?
Ну, Окунцов – это человек, который очень здорово мне помогал во всем. Он то, что делал Илья Шнеерович со мной, тащил. Как стал Окунцов после Ильи Шнееровича, он это все продолжал. И вот его была рекомендация, что когда Куликов ушел, меня начальником поставить. Ну, все вот такое. Ну, мы были в какой-то степени дружны, он жил тут рядом. То позвонит, то туда, в сады ли. Вместе мы с ним в Приваловку на машинах ездили. Ну, хороший был. Потом впоследствии, выпивка, видимо, мешала, окружение какое-то у него, в общем. Ну, я близкий не стал к нему. Да и у меня желания не было, потом, что я с ними. Я водку никогда не пил ни с кем. Вот такое дело.
Ну, Цивилин что? Когда я в техотделе то работал, это самое, ну у меня зарплата была то же самое, что и у начальника оставили. У меня было 8 человек инженеров, мы несколько цехов технологией обеспечивали. Вот, ну то, что вот эти станки внедрять, это была его с Николаем Тимофеевичем идея.
Один эпизод из цивилинской. Он был главным инженером. Сначала был инженером. Когда я был начальником цеха, уже все процветало, он был просто инженером. Он приходил, там была алмазная обработка, станки маслом омасливали, там это все. Там потолки, все это самое, вот он приходил конструировать закрытые, чтобы не сосало. Потом он стал зам. начальника цеха ремонтного, потом он стал начальником, потом главным механиком. Ну, он рос. И однажды приходит ко мне в кабинет. «Посоветоваться надо». «Пожалуйста, что, советуйся». «Вот мне предлагают главным инженером быть. Я, боюсь, не справлюсь».
А я-то его хорошо знал, родителей его хорошо знал. Знал, кто он, чего он, какой способности. Игнатьева знаете, нет? Предзавком был у нас. Он был в свое время начальником 14 цеха, вот где лицей. Потом начальником, потом его в завкомы избрали. А когда у нас стала, эта самая, чехарда. Вот Алексей Петрович уходил, тут Окунцов – что такое? Главных инженеров то того, то другого что-то. То Лоскутова поставят. И его поставили. А он вообще в этом деле, это самое (смеется), я говорю: «Так Игнатьев уже сколько месяцев руководит, а вы то специалисты, что боитесь?». Ну, вот, как вот рассудить? Вот тоже, пришел посоветоваться. Значит, он во мне что-то видел. Я его оценил. Но по силе, по мощности, это, конечно, Николай Сергеевич, Виктор Федорович и Алексей Петрович. А эти Окунцов, я пониже как бы считаю.
И.: Это были люди другого поколения.
Р.: Да, ну тут и время менялось. Вот раньше они и сами должны были многое знать. А потом-то вот, как Цивилин во что превратил завод – тут больше в экономику, в торговлю. Ни Николаю Сергеевичу, ни Виктору Федоровичу, ни Алексею Петровичу в голову, наверное, не приходило это. Чтобы разделить что-то такое. Вот, цех взяли и разделили на 4 части. Сейчас вообще непонятно, что там такое. А вот мы ведь делали, вот, представляете, целый корпус – сколько в нем деталей! До 17000 в сутки делали мы в цехе. А тут, сколько деталей, сколько разных операций. Ну, попадал в разные ситуации. Ну, приходили в разное время молоденькие девчонки из районов, ну как это, Базарные Матаки, ещё у кого - откуда, издалека приезжали. Чистопольцы ну все заняты как-то были, а школу кончат, куда-то надо. А там в селе нет, придут, обрадуемся, все, научим. Ну, стараемся так упростить эту работу, что задача была только поставить-снять, ну и померить, естественно, это самое. И они стали зарабатывать по 110, 115, кто лучше работал – даже до 130 рублей, уже деньги были хорошие тогда. Но зато как учебный институтский начинается год, они раз все – больше половины вылетает. Я даже попал в такую ситуацию: 200 с лишним человек в год я сменил. Вот в такой ситуации. И это только касалось моего цеха. Других цехов этого не касалось, там наиболее постоянные чистопольцы работали. А тут вот, это самое.
И поэтому, и Алексей Петрович, и Николай Васильевич говорили: «Кто придет в кадры – сначала в 15». Мне Чижун звонит: «Иди, садись, принимай». Вот такая ситуация была. И все равно я очень люблю…
«С моих слов записано верно»
______________________
