Погибших за Родину родных дорогих людей не вернуть…
Мой дедушка Сабиржан Аминов, глава нашего большого семейства, был купцом, сейчас не помню какой гильдии. Наша дружная семья жила в Цивильске в двухэтажном доме. Работали все, занималась сельским хозяйством. По-современному, можно сказать, у нас было фермерское хозяйство. Всё, что сами вырастили и произвели, продавали в магазине при доме.
Из далекого детства помню: стоят две красивые черные лошади, а взрослые молотили хлеб под навесом, как потом мне объяснили, цепами. Была одна длинная палка, другая короткая и цепь. А мы дети, вся малышня, сели в телегу и старший из нас сказал: «Давайте я вас всех повезу». Я сидела на облучке. И он как дернул за вожжи, я и свалилась с телеги и разбила голову. Тетя Нафиса мне делала перевязки. Потом она врачом стала и в Ленинграде в блокаду в госпитале работала. Вот это я хорошо помню. Моя мама всё удивлялась: «Как это ты запомнила, ведь ты еще такая маленькая была».
Потом нашу семью раскулачили. Я это не помню, но как рассказывала моя мама, из нашего дома вывезли 28 подвод добра. А нашу многочисленную семью отправили, как говорится, кого куда. Мы долгое время скитались по Чувашским деревням. Из этого периода запомнила случай. Нас пустила на постой одна семья, и мы расположились в сарае. Утром проснулась от того, что почувствовала – мое лицо кто-то лижет. Я испугалась. Потом смотрю, а вокруг меня коровы, козы. От испуга проснулась и, наверное, поэтому и запомнила. Потом мы (папа, мама, старший брат и я) попали в Камбарку, что на Каме за Набережными Челнами. Папа занимался снабжением населения продовольствием. В 1932 году к нам домой пришли какие-то люди и забрали папу. Запомнила как те, кто пришел, рылись в наших вещах. В комоде у меня лежали ленточки для кукол. Я кинулась к комоду и закричала: «Не трогайте! Это мое». Мама схватила меня и прошептала: «Молчи Ляля, пусть роются, не трогай, а то будет плохо». С тех пор отца мы больше не видели. Мне было пять, а брату шесть лет и мы переехали в Казань.
В Казани у сапожника сняли комнату в 9 кв.м по ул. Маяковского. Жили без каких-либо удобств, без света, без воды, без канализации. Воду носили на коромысле из колодца с ул. Ульяновых или Некрасова, готовили на керосинке. Перед войной мама вышла замуж, родился еще один брат. Отчим работал бухгалтером. Когда началась война, его призвали на фронт и вскоре на него пришла похоронка… Мама осталась одна с тремя детьми.
Первый день войны я хорошо помню. Мы, дети с нашего двора, сидели на крыльце и играли в испорченный телефон. Вдруг выходит тетя Дуся и говорит: «Девчонки – война!» Я побежала домой. Дома бабушка, говорю ей: «Война началась». Бабушка дала мне денег и сказала: «Беги в магазин, купи хлеб и соль». Мы с девочками побежали в «Горняк», так назывался магазин на Бутлерова, он и сейчас там. Только тогда вход был со стороны ул. Комлева (сейчас Муштари). В магазине пустые полки, ничего нет, и в хлебном напротив тоже пусто. Так мы ходили по магазинам, и если где-то что-нибудь продавали, были большие очереди.
Вскоре нас 70 человек от школы отправили в совхоз «Татарстан», который находился в 25 км от Набережных Челнов. Сказали на месяц, а мы пробыли там до конца лета, до самого начала учебы. От Казани до Челнов мы двое суток плыли на барже. Потом на лодках нас переправили через какую-то речку. На другом берегу нас ожидали 10 подвод. Мальчишки, которые за нами приехали на телегах спрашивают: «Какой дорогой поедем – длинной или короткой через лес?» Мы отвечаем: «Конечно короткой, мы устали». Мы с девчонками сели на первую подводу. Едем, а в лесу так хорошо: солнышко светит, деревья, цветочки, птицы поют. И вдруг лошади захрипели и помчались. Наш возница только крикнул: «Держитесь крепче!» И тут мы увидели стаю волков, которая перебегала дорогу. Лошади неслись по лесной дороге, которая была вся в кочках. Мы думали, что вылетим из телеги. На протяжении всего пути до деревни мы два раза встретили волков.
Расположились мы в огромном клубе. Девчонки спали на скамейках сдвинутых вместе в зрительном зале, а мальчишки на сцене. После работы нас кормили, по тем временам очень сытно и вкусно и потом закрывали в клубе, никуда нас не выпускали.
Нам поручили пропалывать просо, гречиху и кок-сагыс. Когда нас привели на огромное поле желтых цветов, мы удивились, что будем пропалывать одуванчики. Агроном нам объяснил, что это не одуванчики, а кок-сагыс, из которого добывают каучук. Когда он созрел, мы его собирали в мешки. Посылали нас и на сенокос. Поле находилось в пяти километрах от нашей деревни. И нам предложили на выбор: или мы сейчас идем и ночуем прямо в поле, или мы ложимся спать, и нас разбудят в 2 часа ночи. Мы выбрали первое. Шли лесом. Деревенские мальчишки были нашими проводниками, и они нас предупредили, что там много волков. Стаи волков перекочевывали с тех мест, где шла война. И мы, девчонки, шли тесной толпой, держась друг за друга, и громко пели песни, чтобы отпугнуть волков. Наконец пришли. Мы принесли с собой наволочки от матрасов, набили их соломой и легли прямо под открытым небом. Рано утром нас разбудили, а мы и наши матрасы были мокрыми от росы. Но с этим полем до вечера мы справились. Мальчишки косили, девочки собирали скошенную траву граблями и складывали в стога. В совхоз возвращались опять с песнями, и пришли поздно ночью. День нам дали отдохнуть.
В 1942 году я окончила 7 классов. Жить было очень трудно. Мама работала одна. А нас трое детей и бабушка. Старший брат пошел учиться в ремесленное училище. В то время это был единственный и очень хороший выход. Брат оказался на полном государственном обеспечении. Одежда форменная летняя и зимняя, питание и, конечно, обучение были бесплатными. Он приходил домой один раз в месяц, чтобы просто повидаться. После окончания училища его направили на Казанский оптико-механический завод, в пос. Дербышки слесарем-механиком, на котором он всю жизнь и проработал. А я, проучившись два месяца в восьмом классе, вынуждена была пойти работать, чтобы хоть как-то помочь семье.
Пришла на наш завод, тогда он назывался просто по номеру – 230-й. Отдел кадров направил меня в сборочный цех 34, к мастеру Косареву Александру Никифоровичу. Мастер посадил меня к бригадиру Зое Лукиной. Она, как и Александр Никифорович, была из Москвы. Собирали мы тахометр ТЭ-204. У Зои была первая операция, а у меня вторая. Я припаивала усики для балансировки, проводники к верхней и нижней площадке, центровала керны. Но это было потом, когда я научилась.
Первый день работы я никогда не забуду. После окончания работы, все пошли домой. Ко мне подошел наш мастер и сказал, чтобы я пошла в 20-й цех, там нужно помочь. Посадили меня около женщины, которая показала что делать – одеть корпус на прибор и привинтить гайкой. Так я сидела и крутила гайки. Время 8 часов вечера, 10, 12, 2 часа ночи, а я все кручу и думаю, когда же меня отпустят домой. Спрашиваю у женщины: «Когда меня отпустят, мне к 8 утра в свой цех на работу». Она спросила у бригадира, и меня отпустили. Вышла я из проходной, на улице темно, нигде ни огонечка, светомаскировка. Под ногами грязь, асфальта не было. Иду и плачу, потому что было очень страшно идти одной ночью, в полной темноте. Домой пришла вся в слезах и говорю: «Больше на работу не пойду». А бабушка и мама успокаивают, что так нельзя, надо потерпеть, а то судить будут. Утром, опять со слезами, пошла на работу. Зое сказала, что меня только в 2 часа ночи отпустили домой. Она сказала Косареву, он только улыбнулся, но больше меня не посылал в 20-й цех.
Наша бригада была дружная, работали слаженно. С каждым месяцем норму повышали. Пока норму не выполнишь домой никто не уходил. Однажды из-за нехватки деталей – рамочек – задержались до 12 часов ночи, а в этот день нам обязательно надо было пройти в душе санобработку. Пока не пройдешь, справку не дадут, а без справки не выпустят из проходной. Так нам и пришлось в 12 часов ночи идти еще и в душ. У нас на конвейере работала Нина Храмова. Она очень хорошо пела. Вечерами, все работают, и чтобы поднять дух, настроение, кто-то скажет «Нина, спой!» Она запевала, пела в основном военные песни, кто-то ей подпевал и работа спорилась.
До работы я еще должна была успеть отоварить в магазине хлебные карточки. Занимали очередь за хлебом в 12 – 2 часа ночи. Стоять в очереди некому. И я к 6-ти утра обязательно должна была быть у магазина, встать в толпу, чтобы с этой толпой попасть в первый заход. Магазин открывали в 7 часов. Толпу эту называли «шалман». Вот с этим шалманом, я в первый заход прорывалась в магазин, отоваривала карточки, бегом домой, оставляла хлеб и бегом на завод. Дома оставались бабушка и братишка трёх лет. Мама уходила на работу в госпиталь к 6-ти утра, где она обслуживала раненых – стригла, брила их. И так до 10-ти часов вечера.
Летом, в начале месяца, мы ходили в подсобное хозяйство на прополку, разгружали бревна с баржи на «бакалде». Как-то нам выдали талоны на кабачки, по 20 кг, и получить их надо было в подсобном хозяйстве. Идти далеко, 7 км от конечной остановки 3-го маршрута трамвая. Сколько мне взвесили, не знаю, но я притащила эти кабачки домой, и они были такие вкусные.
Иногда нам выдавали талоны на одежду. Я получила талоны на чулки и платье. Чулки я выкупила в магазине около завода. Они были белого цвета. Пришлось маме их красить в луковой шелухе. Они получились коричневыми, правда, окрасились не ровно. А платье было фланелевое, розового цвета, и я его с удовольствием носила.
В день Победы в 4 часа утра нас разбудила моя подружка стуком в окно. Вставайте – говорит – война кончилась! У них было радио, а у нас не было. Она мне сказала, чтобы я не пошла на работу в честь Победы. Но я её не послушала и пошла на завод. У главного здания уже собралось много народа. Все радостные, поздравляют, обнимают друг друга. Кто-то плакал от радости, кто-то от горя и радости. Войне конец, но погибших за Родину родных дорогих людей не вернуть. Состоялся митинг, всех поздравили с Победой.
Мы с подружками пошли гулять по городу. Дошли до площади Свободы, а там народу видимо невидимо. Все веселые, смеются, поют, поздравляют друг друга. Тогда на площади не было ни деревьев, ни памятника и она была совершенно свободной и от этого казалась большой. Играл духовой оркестр и вся площадь кружилась в танце…
Л.Г.Чистовская
Чистовская Ляля Галимзяновна пришла на завод «Электроприбор» подростком в 1942 году в сборочный цех, после окончания семи классов. В 1952 году поступила в авиационный техникум, филиал которого открыли заводе. После окончания техникума перешла в отдел главного конструктора, сначала копировщицей, потом конструктором. Ушла на пенсию в 1991 году. Заводской стаж составил почти 50 лет. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», ветеран труда, ветеран завода.