Сегодня нас называют ветеранами
День начала войны я помню так, как сегодня. Сразу же начались призывы. На войну забирали всех мужчин с 17-ти до 50-ти лет. Первыми из нашей деревни ушли наш отец Мубарахан Саетгараевич и Караметдин Миннегалиевич. В том же году начала и приходить «похоронки» на солдат. Стали возвращаться и раненные. В доме, где был солдат, сразу собиралось очень много народу. Конечно, все расспрашивали о войне.
В последние годы были очень тяжелыми. Почти всех лошадей забрали на фронт, а оставшиеся были очень слабыми от истощения. И в каждый дом прикрепили по одной лошади на подкормку. Для них давали горячий картофельный бульон и солому. В хозяйствах солому и дрова из леса привозили на запряженных коровах. А рядом с нами и леса не было, заготовка дров на зиму была большой проблемой. К счастью, в декабре 1945 года целым и невредимым вернулся наш отец.
Весной 1946 года в надежде найти дрова мы с отцом на заре запрягли корову и отправились в Усаевский лес. Слава Аллаху, загрузив дрова, повернули домой. На краю деревни Чершели есть небольшая речка с мостом. Когда мы переходили через мост, сани с дровами съехали и провалились в воду. Что делать? Корову распрягли , освободили сани от дров и сложили их на дороге, потом вытащили из воды сани. А холодная, ледяная вода – по пояс. Дрова снова погрузили на сани, запрягли корову и вернулись домой уже затемно.
Дома вместе с сожителями – три семьи, живем 15 человек. В семье старшего брата моего отца – пять человек, Мубаракша абый на войне. Родная сестренка Назия с тремя детьми. Их отец тоже на войне. И оба они не вернулись с войны.
Ранней весной мы изготавливали кирпичи, чтобы топить печь следующей зимой, старались успеть до Сабантуя. Бывало и солому жгли. На печи тепло. Мы, пятеро мальчишек, жили там. Я сделал полати. И бабушка с дедушкой с нами. Они и остальные спали на нарах. Те, кто постарше – четверо детей, которые ходили в школу, делали уроки под лампой, установленной возле печной трубы. В зимние дни за печкой – ягнята, в доме теленок. Корову доят, заводя в дом. Когда заводили корову, я с ведром стоял позади нее. Комната маленькая. Посередине- железная печка, на ней кипит суп. Нужно по очереди готовить на три семьи. Овец тоже заводили в дом, чтобы покормить ягнят. Однажды, когда возились с ягнятами и овцами, ударившись, пролили кипящий суп на буржуйке. Дочь Мубаракши абый Хидая и моя сестренка Халида обварились ниже пояса. Всю зиму пролежали в постели.
Девочки постарше и молодые женщины косили молодую траву косой. Наша мама, посадив в тележку младенца, за ними- я, босой, нес косу. Ноги мокрые от росы, зеля холодная, плакать хочется. Весь день нянчился с малышом. А когда приходили на обед, я шел в дом к дедушке Ахматше и отбивал косу. Когда приходило время жатвы, женщины жали 30 соток – с утра до вечера. Это очень тяжелая работа, в те годы и лето бывало очень жарким.
В годы войны очень мучил голод. Наложили денежные налоги в большом объеме. Каждое подворье должно было сдавать 200 литров молока, 40 килограммов мяса, 200 штук яиц. Отдавали фронту картофель, сушили лук. По возвращении с тяжелой работы домой мы не могли выпить неснятого молока и съесть одного яйца. Да и снятое молоко не доставалось, так как оно нужно было для супа. К весне у многих коровы были отощавшими, какое уж с них молоко. И куры ходили полуголодные. А весной еда- снятое молоко, разведенное водой, трава, крапива, щавель, если есть, добавляли немного муки. Когда полностью сходил снег, мы собирали с поля гнилую картошку, ели ее, поджарив на сковороде. Одну часть, завернув в бумагу, брали с собой в школу, чтобы съесть на перемене. Были и те, кто умер, съев отравленные колоски пшеницы. А летом ели козлобородник, кислицу, щавель. Хлеб из лебеды спасал нас от голода. Был и дефицит соли, керосина, спичек. Осенью несколько месяцев пекли хлеб, добавляя в него сырой тертый картофель. Основной пищей была картошка. В иной год мы могли выкапывать его только тогда, когда уже шел снег, после всех колхозных работ. Когда картошка заканчивалась, мы с мамой брали тележку и ходили по деревням. Приданое из маминого сундука меняли на картофель и хлеб. В четверг бывала Нуркеевская ярмарка. В те времена законы были очень строгие. Было довольно много угодивших в тюрьму за горсть зерна. К нам тоже приходили с обыском, но ничего не нашли.
В 1942 году я пошел в первый класс. Окончив в деревне четыре класса, в 5,6,7 классы мы ходили учиться в Янурусово, что в семи километрах от нас. Не доходя до деревни – низина, поросшая ивой, слева – яма. Идем однажды в школу, а сверху льется большой поток воды с поля. Около тридцати детей приостановились, не зная как поступить. Решили переходит вброд, потому что, если не придешь в школу, на следующий день учителя приезжали на лошади в деревню. Перешли все. Глядь, а одного из нас уносит сильным течением. Никто не решался прийти ему на помощь. Я бегом вошел в воду и вытащил его из ивняка. Оказалось, что это девочка, Люция – моя соседка, дочь директора нашей деревенской школы Муршиды Сагындыковой. (Люция работала в Сармановской больнице медсестрой, сейчас – на заслуженном отдыхе). И только проучившись в мокрой одежде четыре урока, мы вернулись домой.
Война закончилась, однако трудности, голод остались. Из сел и деревень начали забирать парней и девушек, обучив их в ФЗО, на шахты, заводы и фабрики, стройки. Я и сам, закончив семь классов в 1950 году, уехал в Пермскую область, работал на пороховом заводе.
Не было предела нашей радости, когда услышали весть о победе. Были и те, кто плакал от того, что у людей отцы вернулись, а наши – нет.
Сегодня – все сыты, одеты, есть все, что только можно пожелать. Лапти остались только в воспоминаниях. В дни старости мы живем в почете и уважении. Возвышаются наши мечети. А память – жива. И вспоминаются стихи, в которых говорится о том, что нас теперь называют ветеранами, тех, кто прошел период войны, но нас не услышат отцы, они не вернулись с фронтов и не смогут прикрепить к своим мундирам ордена и медали…
Асгат Мубараханов, деревня Юлтимирово.
Газета "Новый Сарман", 22 июля 2015
