— Анна Антоновна, расскажите, каким было Ваше довоенное детство.
— В 30-е годы моих родителей раскулачили. Тогда мне было всего 4 года. Нас было 9 детей. Я самая младшая. Мы жили в Бетьках, недалеко от Челнов, но после раскулачивания оттуда пришлось уехать. Мы в буквальном смысле уплыли оттуда. Родители соорудили плавучий домик, и мы поплыли на нем по Каме. Стали жить в пяти километрах от села Ильичевка. Одни. Кругом только вода. Папа и мама работали бакенщиками (бакен —плавучий знак, устанавливаемый на якоре для обозначения навигационных опасностей на пути следования судов)
— Вы помогали родителям?
— А как же! Я уже в 11 лет садилась за весла и могла грести. Правда, лишь с одной стороны. Но взрослые все равно доверяли мне и говорили: «На корму садись, Анька, и правь!»
— Как Вы узнали о начале войны?
—От своих родителей. Им, видимо, кто-то из проплывающих на плотах-баржах-буксирах сообщил. Помню, как мама сказала мне: «Анечка, началась война. Все уйдут на фронт». Мне стало страшно. А еще, помню, меня охватывал сильный страх, когда в небе я видела полосу от пролетавших самолетов. Наша собака Полкан, глядя в небо, начинала выть. Как будто тоже все понимала. А еще было страшно, когда ночью баржи без света проплывали.
— Вам было 11 лет, когда началась война. Вы еще школьница. Как учились в войну?
— В соседней Ильичевке была только начальная школа, 4 класса. Когда началась война, я должна была переходить в пятый. А это означало жить и учиться в Бондюге, что в 20 километрах от места нашего проживания. Я думала, что моя учеба на этом закончится. Но моя мама, мудрая женщина (она закончила церковно-приходскую школу в свое время), сказала мне: «Учись, Аня! Россию не победить, война рано или поздно закончится. Знания нужны всегда». И меня через Каму отправили в Бондюгу.
— В каких условиях и у кого Вы жили?
— Мои родители договорились с одной пожилой парой. У них была коза, а мои родители по мере возможности помогали сеном. Я жила у них года два. Помню, что частенько плакала. Ведь с родителями приходилось расставаться на неделю и жить у малознакомых людей. Мама давала мне картошку и кое-что из еды на всю неделю. А я съедала свой паек дня за три. Бабушка и дедушка меня особо не кормили. Помню даже такие дни, когда они ели суп, а я лежала на печке и плакала, потому что сама была голодная.
— Голод, наверное, вообще самое страшное, что испытывали люди во время войны?
— Да. Это чувство перекрывало всё. Помню, как в школе нам давали паек в виде небольшого кусочка хлеба. Мы называли его «ежиком», потому что из него торчали кусочки отрубей. Но на тот момент ничего вкуснее этого хлеба мы не представляли. Аннушка, наша староста, ежедневно посреди урока уходила в столовую, и мы с нетерпением ждали ее возвращения. Потому что знали, что вернется она с вожделенными кусочками. Когда Аннушка возвращалась, наша учительница всегда останавливала урок и разрешала нам поесть. При этом говорила: «Жуйте дольше». А еще я помню, как мы, вечно голодная детвора, жевали серу. Она ароматная и создавала ощущение сытости. Мне еще, кстати, в Бондюге давали продуктовые карточки. Я, как все, стояла в очереди и замечала, как люди страдали от голода и чесались от вшей. Ужасная картина.
— Как Вы добирались до дома и обратно? Кругом вода.
— Зимой на лыжах. А вот весной было опасно. Через Каму на лодке, а вот через Тойму, не поверите, прыгала с бугорка на бугорок. Как-то меня заметили проходящие по берегу люди, а потом потеряли из виду. И сообщили в школе, мол, нету ее больше, утонула она. А я везучая оказалась. Удачно перепрыгнула через все мусорные кучки. Захожу в класс — у всех на лицах оцепенение. И тихонько так пошло по рядам: «Утопленница». Вот так я вернулась с того света.
— На каникулы и выходные Вы выбирались к родителям. Расскажите об этом.
— В такие моменты мы с сестрой помогали родителям вместе. Недалеко от нас рос дикий лук. Мама запекала его в печи в горшочках. Вкусно и полезно. И вот это лакомство мы носили с сестрой в Шельну, которая была от нас в семи километрах. Там стучались в окна и меняли на кусочки хлеба.
— Неужели не было страшно?
— Было, еще как было! Но родители не могли успеть везде. Нам было страшно проходить через лес, боялись волков. А еще страшно было из-за дезертиров.
— Расскажите запомнившийся самый радостный для Вас день во время войны.
— Это было однажды. Мы с отцом плыли по Каме гасить фонари. Вдруг видим: плывет что-то большое и белое. Подумали: лист бумаги. Подплыли ближе. Оказалось, это рыба. Да еще какая! Белуга! Огромная! Мы ее еле-еле втащили в лодку. Мама разделала нашу находку. Только икры из нее целый таз вышел! Много жира! Рыбный пир устроили в тот день. А вот разделанные куски хранить было негде. Лето. Жара. Холодильников нет. Но эти куски не пропали. По Каме часто проплывали плоты. А в них люди. И вот мы обменяли куски нашей рыбы-спасительницы на спички, хлеб, на что-то еще. Но больше всего я запомнила, как благодаря этим рыбным кусочкам у меня появилось красивое платье. Белое, в цветочек, расклешенное. Не платье! Мечта!
— Война войной, но ведь Вы — дети, подростки. И Вам наверняка хотелось играть…
— Конечно, мы по большей части работали. Нам приходилось наравне со взрослыми трудиться. Девиз «всё для фронта, всё для Победы» был для всех. В теплице выращивали огурцы, поливали их, грузили на баржу. Помимо этого давали задание — прясть лен. Но и не без игр. Хорошо помню игру в лапту во время Пасхи. Мячом нужно было сбить парные яйца. Их заранее отваривали. А вот раздавала эти яйца я. Ведь только у меня было расклешенное платье, в подол которого и можно было спрятать яйца. Если войти в раж — столько азарта!
— Смерть довелось видеть?
— Один раз видела мертвого. Помню, как однажды папа подозвал маму и тихонько что-то ей прошептал. Затем они куда-то ушли. А мне ведь любопытно. Я за ними. И вот в кустах ракиты я увидела труп мужчины в оборванной одежде. Скорее всего, это был дезертир. Родители под страхом тюрьмы закопали его.
— День Победы. Какой он в Вашей памяти?
— О-о-о!!! Самый счастливый! Я тогда жила уже на другой квартире, у других хозяев. Мы еще спали с дочкой хозяина, как вдруг услышали: кто-то барабанит в окошко. Мы выскочили во двор, а там такое ликование! Солнышко было в этот день очень яркое! Глаза слепило и от солнца, и от слез радости! Мы побежали в школу. А там все радуются. Подкидывают вверх портфели, из которых высыпаются огрызки карандашей, листки бумаги, но никто и не думал их подбирать. Мы подбрасывали на радостях даже уличных кошек. Столько нахлынуло радости! А какие нарядные были наши учителя! Мы их даже не узнавали! Они то и дело подходили к каждому из нас и обнимали. Помню и мамины слова: «Ну, дочь, я говорила тебе, что война закончится! Вот и случилось это! Мир!»
Сейчас Анна Антоновна живет в доме, где много молодых семей с детьми. Она говорит, что, глядя на них, душа радуется. Красивые, нарядные, ухоженные. Им есть во что одеться, есть где поиграть и есть что поесть. «Счастливое поколение. Лишь бы только ценили мир!» — искренне говорит Анна Уфимцева.
